Трудно представить себе, какая ужасная каша была в это время в моей голове, что я переживал, совсем юный матрос, ещё вчера до мокрых штанов напуганный такой ерундой, как лёгким крен палубы. По, вспоминая было, я думаю, что раз в сто больше, чем неминучая смерть, в то время меня ужасала сама мысль о том, что я пренебрёг голосом здравого смысла и угрызениями совести, и в порыве упрямства устремился к своим прежним заблуждениям.
Всё это вкупе, умноженное на ужас непрекращающейся бури, ввело меня в такой транс, которые невозможно описать никакими словами. Однако, будущее показало, что всё это было лишь цветочками!
Буря ревела и, казалось, не собиралась утихомириваться. Её свирепость была такова, что мои приятели-моряки жаловались, что никогда не испытывали ничего подобного. Корабль наш оказался на диво крепок, но беда была в том, что он был сильно нагружен товарами, и потому имел низкую осадку. Каждый раз, как борт черпал бушующую громаду воды, матросы вскрикивали от ужаса и вопили: «Оседает! Оседает!» В то время я ещё не был толь просвящён в морской терминологии, и к счастью, не понимал ужасного значения иных слов. Потом меня, конечно, просвятили. Наконец я осознал, что буря находится на пике своей мощи и помогла мне в этом доселе невиданная картина: на моих глазах капитан и боцман, более всех понимавшие, что кораблю приходит конец, одновременно опустились на колени и углубились в молитву.
В довершение катастрофы среди ночи один из матросов, посланный в трюм убедиться, всё ли там в порядке, закричал, что в днище открылась течь, а другой, посланный туда, принёс известие, что воды в трюме уже на целых на четыре фута. Тут же раздался приказ: Все – к помпам!». При этих словах я обмер от страха и упал навзничь на койку, на которой сидел. Матросы шустро растолкали меня, крича, что меня до сих пор жалели и не заставляли работать, то теперь настало время потрудиться со всеми наравне. Я вскочил и побежал к помпам, где начал с усердием откачивать воду. В это время что несколько легких судов, которым не удалось выстоять против бури, снялись с якорей и вышли в открытое море. Увидев, что они стремительно надвигаются на нас, капитан приказал палить из пушки, чтобы предупредить их, что мы в опасности. Совершенно не разобравшись в причинах пальбы, я так испугался, что вообразил, что случилось нечто ужасное, и наш корабль уже расшибся вдребезги и тонет, или произошло что-то еще похуже. Словом, я был так испуган, что упал в обморок. Но поелику в таких обстоятельствах каждый думал только о своей шкуре, то никто моего исчезновения не заметил и не заинтересовался, где я. Другой матрос тотчас сменил меня у помпы и, полагая, что я умер, и отпихнул меня ногой. Прошло много времени, пока я не очнулся.
Мы упорно работали, но вода в трюме столь же упорно прибывала. Не было никаких сомнений, что корабль скоро должен затонуть, и хотя буря начинала мало-помалу стихать, надежды на то, что корабль дотянет до гавани, уже не было. Капитан продолжал отчаянно палить во все стороны из пушки, взывая о подмоге. Какое-то небольшое судно, оказавшееся прямо перед нами, на свой страх и риск решилось спустить бот, предназначенный для нашего спасения: с великим риском для жизни экипажа он приблизился к нам, но ни мы не могли попасть на него, ни бот не был способен причалить к борту нашего корабля. В конце концов матросы сделали последнее нечеловеческое усилие и, жертвуя своей жизнью ради спасения нашей, подошли совсем близко. Наши матросы умудрились сбросить им канат с привязанным к нему буем, и после неимоверных усилий они его выловили, тогда мы притянули их бот к корме корабля и быстро один за другим спустились в их бот. О том, чтобы добраться до их судна, не было и речи, поэтому мы с общего согласия решили грести в открытое море, держась как можно ближе к берегу. Наш капитан гарантировал, что если их бот разобьется о берег, он сам заплатит за него хозяину.
Таким образом, то на вёслах, то, гонимые ветром, мы держали курс на север и таким образом почти доплыли до мыса Винтертон, с каждой минутой приближаясь к суше. Не прошло и четверти часа с того момента, как мы бросили корабль, как он стал быстро тонуть. Тогда я вполне понял, что такое значит «оседать», или идти ко дну. Но, могу сказать честно, я был в таком трансе, что мои глаза почти ничего не видели, и всё окружающее расплывалось в моих глазах, и стоило матросам сказать мне, что наш корабль идёт ко дну, а точнее с того мгновения, как я спрыгнул, или точнее сказать, когда меня бросили в бот, я словно умер от ужаса и мыслей о чудовищных злоключениях в будущем.
Читать дальше