Сергей Михайлов - Колыбель качается над бездной

По улицам потянулись целые караваны беженцев. Использовались любые средства передвижения: пешие, конные, гужевые, автомобильные, воздушные. На перекрёстках то и дело возникали пробки, закипали страсти, вспыхивали ссоры, мелькали кулаки, сыпались угрозы и проклятья. Нескончаемой чередой проплывали усталые, отрешённые лица отцов семейств, серые, поникшие фигуры женщин, цепляющиеся за юбки матерей ручонки детворы, зыркающей по сторонам испуганными глазёнками. Гудящая, орущая, матерящаяся толпа, потоком изливающаяся из городских артерий, захлестнула пригороды и перекинулась в горные предместья, где, по мере удаления от города, постепенно рассасывалась, растекалась, разбредалась по сёлам и деревням, хуторам и дачным посёлкам, лесным строжкам, далёким заимкам и тайным семейным схронам. Люди покидали город, чтобы в час «Х» оказаться как можно дальше друг от друга. Потому что ближайший сосед по дому, по лестничной клетке, по двору как раз и оказывался наиболее опасным врагом в этой идиотской братоубийственной войне.

Но не все покидали город. Примерно треть коренного населения, напротив, укрепляла свои жилища, намереваясь пересидеть в них грядущую бойню. Это были в основном состоятельные граждане, которые опасались оставлять своё добро на произвол судьбы: в эту лихую годину мародёры обычно шерстили квартирки побогаче, где есть чем поживиться. Окна забивались деревянными щитами, на двери навешивались мощные засовы, а на оконные проёмы – пуленепробиваемые ставни из специального сверхпрочного пластика. Из пыльных кладовок, сырых подполов и тёмных погребов извлекалась нехитрая утварь, съестные припасы долговременного хранения, средства индивидуальной противохимической или радиационной защиты, походные аптечки и прочая дребедень – вся та мелочёвка, что позволяла отсидеться в отдельно взятом изолированном жилище в условиях тотальной блокады. Более предусмотрительные и дальновидные жители на случай войны имели подземные бункеры, полностью оборудованные системами жизнеобеспечения и оснащённые всем необходимым для долговременной осады. Опасаясь перебоев с подачей электроэнергии, люди расхватывали компактные дизель-генераторы, запасались бензином, керосином и соляркой. То здесь, то там слышался стук молотков, визг циркулярок, шипение газовых горелок, сухой треск электросварки, ну и конечно же виртуозная профессиональная брань столяров-плотников-каменщиков-землекопов-монтажников-такелажников. Стали известны первые случаи мародёрства, которые, правда, до начала военных действий жестоко пресекались специализированными отрядами полиции. Эти подразделения формировались исключительно на предвоенный период, то есть на те два-три дня, что отделяли дату объявления войны от даты её фактического начала, и предназначались для поддержания порядка в крупных и средних населённых пунктах. Их полномочия были практически беспредельными и ограничивались лишь указаниями Триумвирата.

Он то и дело застревал в дорожных «пробках», которые возникали повсеместно по пути его следования – то из-за нерасторопности горе-водителей, совершивших неудачный манёвр и перегородивших движение своим транспортным средством, то по причине низкой пропускной способности отдельных участков трассы, так называемых «бутылочных горлышек», то из-за стычек, которые рождались прямо на дороге и тут же обрастали толпой разъярённых попутчиков, жаждущих почесать кулаки и выпустить пар. Тогда он нервно давил на клаксон, матерился и резко крутил баранку вправо-влево, пытаясь втиснуться в любую дыру, в любой «карман», в любое свободное пространство, которое порой возникало по мере движения всей этой тысячеголовой автомобильной гидры-трансформера. Не помогали ни государственные номера его джипа, ни муниципальная символика на дверцах и капоте – напротив, у окружающих это вызывало раздражение, ропот и даже угрозы. Принадлежность к когорте чиновников сейчас была не самой лучшей рекомендацией, если не сказать опасной.

Однако по мере удаления от города плотность движения падала, а скорость, напротив, росла. Когда он вырвался на прямой, как стрела, загородный участок трассы, с одной стороны отсечённый отвесной скальной породой, а с другой обрывающийся в пропасть, по дну которой стремился к морю горный поток, на дороге стало почти свободно.

Когда он прибыл в аэропорт, то застал там удручающую картину. Удручающую и вместе с тем безнадёжную. Толпы людей осаждали готовые к взлёту лайнеры, пытались прорваться к трапам, а кордоны полиции на пределе своих возможностей сдерживали их. То и дело в воздухе мелькали полосатые полицейские дубинки, слышались вопли, проклятия и стоны, изредка кто-то спотыкался и падал, и тогда на этом месте возникала свалка из человеческих тел. Людские волны то накатывали на стройный частокол высоких, в человеческий рост, полицейских щитов, то снова откатывали назад, отброшенные скоординированными действиями блюстителей порядка. Но вот группа агрессивно настроенных молодчиков, изрядно подогретых спиртным, смяла один из полицейских кордонов и рванула наперерез ближайшему самолёту, который только что закончил загрузку пассажиров и уже выруливал на взлётную полосу. Толпа взорвалась громкими поощрительными криками, подбадривая смельчаков, в полицию с удвоенной энергией полетели проклятия, пустые бутылки и камни. Однако торжество правонарушителей было недолгим: на лётное поле выкатилось с десяток бронемашин с водомётными пушками. Выстроившись в боевой порядок, они в два счёта разметали мощными водяными струями многочисленные людские скопления, включая и ту группу пьяных молодчиков.