Михаил Лызлов - Черный осьминог

Хоть и был Павел еще молод, но он хорошо понимал, что ему предстоит выполнить важную задачу — лучшие друзья его подвергались большому риску, спустившись в подземелье. Он слышал также разговор этих двух таинственных людей. Кто они — Павел не мог бы сказать, но он понимал, что это враги Советской власти, а, следовательно, и его враги, что они замышляют отравить отряд чекистов, что они ненавидят тех людей в городе, которых Павел считал лучшими и, глядя на которых, Павел мечтал когда-нибудь сделаться таким же.

От быстрого бега ветер свистел мимо ушей и жег лицо. По ногам больно стегали невидимые в темноте прутья кустов.

Было еще у Павла сознание гордости от того, что вот они, ребята, сделали такое важное открытие, которое должно удивить секретаря Укома товарища Васютина. Павел представлял себе, как товарищ Васютин выслушает его и, добродушно похлопав по плечу, скажет: «Молодцы ребята, вот это я понимаю. Настоящие комсомольцы!»

Павел уже поднялся из Волчьего оврага и спустился в небольшую ложбину, от которой тянулось кладбище. Раньше, до этого случая, Павел никогда бы не решился ночью пройти мимо него: маячили в темноте кресты, было всегда на кладбище тихо, только ветер шелестел таинственно листьями росших на кладбище тополей. Пахло всегда с кладбища какой-то гнилью и сыростью, казалось, что вот-вот отделится от какого-либо памятника или креста белая тень мертвеца или привидения.

Теперь же, после этого случая, Павел решил, что привидений нет совсем, а если и можно увидеть кого-нибудь, то это непременно живой человек, затевающий какое-нибудь злое дело, как в этот раз.

Поэтому-то Павел даже несколько замедлил свой бег около кладбища — назло всем привидениям.

Дорога проходила близко к ограде, но тьма на этот раз была так сильна, что не видно было ни ограды, ни крестов — только тополя шумели, и несло сыростью.

В одном месте, где в ограде имелся пролом (раньше — самое опасное место), Павел даже остановился в пренебрежении ко всем опасностям, перевел дух и с удалью громко сплюнул.

— А ну, привидение, выходи, — сказал он громко в темноту.

Кладбищенская темнота молчала, только тополя шумели и сыростью несло. Павел нагнулся поправить спустившиеся штаны и думал уже пуститься в путь, как сбоку вдруг зашуршала осыпающаяся земля, затрещали сучья, и не успел Павел опомниться, как его придавило сверху какой-то живой тяжестью. Павел взвизгнул от неожиданности, рванулся изо всех сил, но тяжесть не отпускала его.

«Неужели привидения все-таки есть?» — мелькнуло у него в голове, и холодная дрожь пробежала по всем мускулам, сразу расслабив их.

— Я тебе покажу, стервец, как подсматривать, — проговорил в темноте злой, грубый голос, — ты у меня будешь помнить!..

Как только Павел услышал звуки обыкновенного человеческого голоса, страх сразу в нем прошел. Молодые, упругие мускулы напряглись, Павел начал биться, пытаясь высвободиться от неизвестных цепких рук. Но они держали его крепко. Павел цеплялся за чью-то рубашку, которая трещала, бил кулаком по мясистому телу, брыкался ногами, но ничего не помогало.

Неизвестный человек был силен и тяжел, как слон.

Вспомнив о спустившихся в подземелье товарищах, о секретаре Укома товарище Васютине, которого надо было предупредить во что бы то ни стало, Павел еще сильнее забился, пробуя все способы отделаться от сильных рук.

Раз Павел почувствовал как его палец попал во что-то мягкое и мокрое — глаз. Павел нажал сильнее — человек откинул голову назад, вскрикнул и на мгновение ослабил руки. Но лишь только Павел хотел воспользоваться этим случаем, как руки человека вновь с силой захлестнули, сжали Павлушкину грудь так, что ему даже стало трудно дышать.

— Ах, черт, я же тебе покажу! — зарычал в темноте человек.

Павел вдруг почувствовал около подбородка мягкую, волосатую, теплую руку человека, подогнул голову и, захватив зубами напрягшийся мускул, с силой стиснул их.

Человек взвыл от боли, наклонился, высвободил свободную руку и, размахнувшись, со всей силой ударил Павла по голове. Павел потерял сознание и упал на землю.

Человек минуту постоял над Павлом, потер укус, выругался смачно и, перекинув безжизненное тело через плечо, скрылся в темноте кладбища.

Длинной полосой, верст на тридцать в ширину, протянулись казенные леса Загорской губернии. Обступив густой чащей с двух сторон железнодорожный путь, разбежались леса в разные стороны от железной дороги, веками заняв — глушью и прелью лесной — тысячи десятин.