Алиса Альта - A.S.Y.L.U.M - Экклезиазм

– Да нет, – безразлично махнула рукой бывшая брюнетка, смахивая в раковину только что отстриженный, непослушный клок. – Просто я подумала – зачем мне волосы? Сплошная морока. Расчёсывай их каждый день, мой…

– Ты могла хотя бы сделать аккуратно, – задрожал голос Каштанки. – Парикмахеру позвонить.

– Зачем? Можно подумать, у нас тут парад мод. И так сойдёт.

Проблема быта – то было лишь полбеды. Деятельной натуре Каштанки претило тунеядство; возвращаясь с вылазок по делам авнистым, она с глухим раздражением наблюдала пустой взгляд хозяйки, который со странным, отсутствующим, мечтательным выражением изучал потолок.

– Почему бы тебе не найти работу? – как-то спросила активистка, когда Настя, пребывая в сентиментальном расположении духа, отодвинула плотную штору и уселась на подоконник, попивая ромашковый чай.

Девушка как-то странно усмехнулась и метнула в вопрошавшую острый, пронизывающий взгляд.

– Почему бы и нет? – сдержанно ответила она, подавляя в себе лавину поднимающихся чувств. – Действительно! Я не знаю, почему, но почему-то именно нет. Не стоит даже начинать. Ничего хорошего из этого разговора не выйдет, поверь мне. Мой дух источает экклезиастные миазмы, проветри лучше помещение.

– Я понимаю, что кризис на дворе, – сказала Аля, буравя её тяжёлыми, воловьими глазами. – Но дворники всегда нужны. У нас на подъезде объявление висит: целых двадцать тысяч предлагают. А у владелицы фруктовой палатки из десятой квартиры серьёзно заболел сын – ей одной тяжеловато справляться будет.

– Что ещё? – хмыкнула девушка.

– Видела жену Ивана Тимофеева с семьдесят шестого дома?

– Нет.

– У неё намечается небольшой животик. Зуб даю, месяц пятый уже есть, просто она хорошо шифруется. Скоро ей придётся уходить в декрет, а тут ты… с новым блеском из «Джозефины»…

– Ладно! – воскликнула Настя, решительно ставя кружку на подоконник, так что чай немного расплескался. – Чего мелочиться? Можно мне записаться в «Авнó»?

– Нет! – рявкнула Аля так, что, казалось, задрожали оконные стёкла. В глазах её блеснула бешеная ревность, какая и не снилась венецианскому мавру.

– Простите, мой юный цербер, я, кажется, слишком поторопилась с развитием наших отношений. Охраняйте врата Ада дальше…

– Найти работу не так уж сложно, – настойчиво продолжила Каштанка. – Моя подруга два года на улице жила, пока её в «Авнó» не подобрали.

– Да кто тебе сказал, что я ищу работу? – вспыхнула Настя; в глубине её начинали разгораться угли раздражения, и этот новый огонёк придавал особый блеск её глазам.

Каштанка зависла, точно программа, в которую был внесён новый, разрушительный вирус.

– Да без 90% всех трудов, над которыми корпеют человеческие существа, можно обойтись. Людям скучно, они хотят себя чем-нибудь занять – вот и выстраивают себе империи смыслов и целесообразностей, – вернулась к прежнему вялому образу Настя. – Вот представь: производят в Китае какой-нибудь пластмассовый брелок. Сотни китайцев посвящают свою жизнь этим безделушкам, они не видят света солнца, у них нет времени ни на развлечения, ни на переосмысление жизни. Лучшие маркетинговые умы бьются, чтобы продать брелки как можно большему количеству оболваненных идиотов; программисты глаза себе выедают, ремонтируя сайт «Али Экспресса». И что же? Разве кому-нибудь стало бы хуже, если бы этих брелков вообще не существовало? Разве человеческая жизнь стоит того, чтобы класть её на алтарь производства пластмассовых брелков? Почему высшей целью моей жизни должно стать распространение ширпотрепа?

Аля совсем её не слушала, так как размышляла над тем, уж не пытается ли Настя хитрым способом пробраться в «Авнó».

– И что же тогда делать целыми днями? – раздражённо пожала она плечами. – Читать?

– О нет, – томно зевнула Настасья. – Лучше так, конечно, чем трудиться. Но это больше не работает для меня. Когда-то я любила читать, признаюсь; но, дойдя до определённого рубежа, ты понимаешь, что это бессмысленное занятие. Мировая литература ограничена в темах и сюжетах; добро и зло, страсти и страдания, мысли и переживания… Всюду одно и то же. Перечитав сотню книг, можно на глазок определить, о чём будет сто первая. Эта – жизнеутверждает и вселяет свет; эта – заставляет заглянуть вглубь себя и вытащить наружу самые тонкие чувства, чтобы разобрать их по винтикам; эта говорит, в какую ужасную эпоху мы живём, эта побуждает к мысли, эта взывает к совести, эта отвлекает, эта веселит, эта уносит в другой мир, это заставляет поломать голову… Впечатление, которое останется после прочтения, ясно уже к концу первой страницы. Бывает, конечно, разница в деталях – но она поверхностна и несущественна. То же и с кинематографом, и с поэзией, и с живописью… Вообще со всем. Конечно, ты скажешь мне, что я смотрю на эти вещи издалека, слишком абстрактно; что мне стоило бы сойти с горы, взять лупу и утонуть в море подробностей – тогда, действительно, можно до конца жизни одну Агату Кристи изучать и в каждой книге что-то новое находить. Но, увы, – слишком поздно! Я получаю удовольствие только от сливок – но в итоге пресыщаешься даже ими.