Виталий Кривенков - Мэри

Дыхание остановилось. Глаза остекленели. Слух словно пропал. Пришло осознание. Осознание конца.

– Тяни! Еще! Почти-и-и…

«Миньон» издал протяжный пугающий скрежет, словно из последних сил пытался исправить ситуацию.

Но этого не хватило.

Самолет только начал выравниваться, и тут его хвост обо что-то ударился, послышался лязг, затем снова скрежет, но темнота все не наступала. Смерть будто игралась и дразнила.

Мэри осознала, что не дышит уже около минуты, а смотрит в одну точку в иллюминаторе, но не видит абсолютно ничего, и тут же втянула легкими воздух.

«Миньон» начал набирать высоту, но в салоне самолета появился какой-то посторонний, кричащий звук, которого раньше не было. Звук этот шел со стороны хвоста, за спиной Мэри.

– Милая? – крикнул отец дочери, не оборачиваясь, чтобы вновь не потеряться в пространстве. – Что там за шум?

Вика, не дожидаясь ответа дочери, еле дыша, медленно повернула голову назад, с застывшей глупой улыбкой на лице – на лице человека, который только что избежал неминуемой смерти. Но как только она поняла, что издавало тот кричащий звук, улыбка резко исчезла.

– Сереж… – прошептала она и начала все быстрее и быстрее теребить мужа за плечо. – Сереж!

– Мама, все в порядке? – Мэри непонимающе уставилась на застывшее в ужасе лицо матери. Такой испуганной она ее видела впервые.

Да что произошло-то?

Она боялась повернуться на звук. Боялась того, что она может там увидеть.

Вика смотрела куда-то за Мэри, а правая рука, которая не переставая теребила мужа за плечо, вдруг застыла. Сергей развернулся.

И тоже увидел это.

На долю секунды время для Мэри остановилось. Тишина заложила уши. Она все поняла. Поняла, что произойдет в следующий момент.

Набирающий высоту самолет, словно ящерица, сбросил свой металлический хвост.

Мэри беспомощно протянула к ним руку, после чего темнота высосала девочку из самолета, утягивая ее в бездну.

1

Я умерла?

Вроде нет. Чувствую холодный ветер. Почему так сильно болит голова? Слышу что-то, похожее на… лай? Я сплю? Наверное, да.

В своей комнате?

Ну а где же еще?

Боюсь открыть глаза.

Я ошибаюсь. Я не дома.

Откуда такой холод? Папа забыл закрыть окно?

ТЫ НЕ ДОМА

Как же болит голова…

Телу что-то мешает двигаться. Запуталась в простынях, дуреха?

ТЫ НЕ ДОМА! ОТКРОЙ ГЛАЗА! ПОЗВОЛЬ НАМ НАСЛАДИТЬСЯ ЗРЕЛИЩЕМ!

Уговорили. Открываю. Первым, что я вижу, это небо из блестящих хрусталиков… снега и усыпанный звездами неосязаемый пол из темно-синего ковра. Где я? Что произошло?

Тяни! Тяни на себя!

Это не сон.

– Гав! Гав!

Это…

– ГАВ!

…Томик?

Папа… мама… кофе… «Миньон»… бабушка с дедушкой… шум… скрежет… самолет!

И вот тут ящик Пандоры раскрылся.

Погода резко ухудшилась, Сергей с Викой не справились с управлением и самолет начал терять высоту. Каким-то чудом им удалось его выровнять, и тот начал взлетать, но перед этим задел хвостом верхушку дерева (горы?). Удар был настолько мощный, что пробил в хвосте дыру, которая тут же начала зловеще свистеть, разрастаться, словно железное чудовище, с трудом раскрывающее стонущую пасть. Хвост не выдержал и оторвался, утягивая за собой все, что могло ухватить.

Теперь Мэри, которой чудом удалось выжить, пристегнутая к «креслу-спасителю», повисла вниз головой на дереве, в трех метрах от земли, потихоньку приходя в себя. Испуганный Томик, которого темнота так же проглотила и выплюнула в заснеженную тайгу, носился внизу, проваливаясь в сугробы и лаял, пытаясь разбудить свою хозяйку. Клетка-переноска, которую вырвало из-под ремня кресла, угодила прямиком в гущу деревьев, где, круша и ломая ветки, и стукаясь о стволы сосен, практически раскололась надвое, высвобождая запуганного, но невредимого пса. Приземлившись в сугроб, Томик тут же отряхнулся и принялся скакать взад-вперед, пытаясь учуять Мэри, которая висела в метрах сорока от падения ее питомца.

– Господи… да как же это… – голова Мэри раскалывалась, и все плыло перед глазами. Когда зрение наконец сфокусировалось на черной шерсти Томика, мир начал потихоньку обретать четкость, а разум ясность. Само кресло застряло между двух веток, словно перекладина, и девочка буквально висела на ремне безопасности, который сдавливал живот и грудь, затрудняя дыхание. Промерзшими руками она нащупала ремень и попыталась отстегнуть его, но крепление упорно сопротивлялось. Наконец, спустя дюжину попыток, механизм сдался, и девочка услышала щелчок, после которого крепкие объятия ослабли, отпуская пленницу в свободное падение. Мэри с криком упала плашмя на живот, и вата воздушного снега тут же ударила в лицо, делая еще холоднее. Какая-то часть снега забилась в рот, какая-то за шиворот, руки провалились под снег, и Мэри поняла, что опять не может дышать, не может выбраться. Руки и ноги словно сковало железными блоками, а легкие туго перетянули. Темнота и холод вновь окутали ее.