Михаил Морозовский - Задание на лето. Книга первая

Поздно вечером на летнем столике перед кухней, на большом блюде, красовался прожаренный лещ, посыпанный зеленью… На пир Мишка пригласил всех своих друзей и тех ребят, что постарше. Сам же поднялся на второй этаж, где располагались помещения для персонала, прилёг на постель в комнате, отведённой им с матерью, и… уснул.

И снилось ему, что приехала мать, тихо входит в комнату и говорит:

– Намаялся, богатырь. Как ты рыбину-то дотащил?

И ещё кто- то:

– Да уж. И не разбудить его теперь….

А потом что-то очень тихонечко звякнуло, и запах жареной рыбы начал щекотать ноздри. Он хотел сказать, что не спит и всё слышит. Но куда-то всё проваливался и проваливался, а говорить было так лень, что даже язык не слушался…

Проснулся он рывком от того, что ему очень захотелось есть, и он вспомнил, что его ждут друзья.

Не одеваясь, выскочил из комнаты (оказалось, он её не закрыл) и босиком сбежал по крутым ступенькам. Одинокий фонарь освещал участок перед кухней, пустой участок. Он присел за столик, немного посидел. Было прохладно, и он начал мёрзнуть. Встал и медленно пошёл к себе в комнату. И только теперь он заметил, что в изголовье его кровати стоит стул, а на нём большая белая тарелка, накрытая чистым белым вафельным полотенцем.

Сидя на кровати, он уплетал большой кусок жареного леща с зеленью, куском белого хлеба и улыбался…

Луна заглядывала в окошко, плавно скользила по высокой черноте летнего неба и зажигала звёзды.

– Раз, звезда, – считал Мишка вслух. – Два, звезда, три…

А дальше он уже не считал. Дальше он уже спал богатырским сном.

Жара…

Ни ветерка…

На небе ни облачка…

Трое мальчишек, накупавшись до одури, лежат на обжигающе горячем песке и смотрят в синее-синее небо. По небу медленно движется еле заметная серебристая точка. За ней, в небольшом отдалении, возникает ровный, как по линеечке проведённый, белый след, который там вдалеке уже растекается, как чернила на промокашке. Но над мальчишками след всё ещё безупречно ровный. Там, высоко-высоко, кто-то кроит необъятное небесное полотно маленькими серебряными ножницами…

1.

– А что там? – спросил неожиданно Жека.

Мишка тихонечко приоткрыл один глаз, но говорить ему было совсем неохота и он, вздохнув, так же тихонечко его закрыл.

Сашке было лень сделать и это.

Тёплый ветерок с воды хоть и обдувал тело, но жары не убавлял.

Не услышав ответа, Жека решил сам ответить на свой вопрос:

– А там Бог… И он сейчас смотрит на нас! – после этих слов Жека шумно перевернулся на живот, подставил солнцу свои круглые плечи, поставил локти на песок и обхватил мягкими пальцами круглый подбородок.

– Ну да, на твою попу Богу будет смотреть явно веселее, – пробует шутить Мишка, но и это ему делать лень.

Солнце немилосердно палит, и когда ветра нет, чувствуется, на сколько же горячим стал воздух.

– Тётка говорит: «Бог не Антошка – видит немножко».

– Ну и что твой Бог видит? – лениво спрашивает Сашка, так и не открывая глаз, но тоже переворачиваясь на живот.

– Тётка говорит, что он все наши грехи видит и потом нам по ним и воздаст!

– За них… – поправляет Сашка.

– А Жеке что «за», что «по» – всё едино, – лениво вступает в разговор Мишка и тоже переворачивается на живот, потом резко втыкает свои острые локти в песок, кладёт подбородок на расставленные в стороны ладошки, как Жека, и открывает глаза. Смотрит внимательно на Жеку.

Они лежат на песке трёхконечной звёздочкой, головами друг к другу. Ещё в начале лета Мишка предложил ложиться именно так, чтобы никому не было обидно – так ведь они все на равных, да и споров после этого больше не возникало – кому, где лежать.

– А потом она говорит, что Бог дал, Бог взял…

– Это как так? – спрашивает Мишка.

– А вот она говорит, Бог дал мне мамку, и он же у меня её забрал.

Мишка с Сашкой помнят, что Жека живёт с тёткой, а мать их всего лишь изредка навещает.

– А мамке моей он дал вино, и она забыла про сына, то есть про меня…

Сашка тоже переворачивается, кладёт голову на руки и открывает глаза.

– А ещё она говорит: «Бог разум даёт, он его же и забирает». И когда мамка к нам пьяная приходит, то это сразу видно… Она как дурная. И я совсем не пойму, что она говорит и почему плачет и ругается. И мне тоже тогда хочется плакать.

– А Бог твой видел, как ты у тётки своей вчера стащил три картофелины и потом жарил их вечером на костре, когда мы к тебе подошли? – спрашивает Сашка, посматривая прищуренными глазами на Жеку.