Евгения Якушина - Приворот на крови. Серия «Приключения Руднева»

Елизавета Федоровна была женщиной невероятной, редкостной красоты. Даже теперь, мертвенно бледная и обессиленная, она выглядела исключительно прекрасной.

– Примите мои соболезнования, сударыня, – произнес Руднев, склонившись перед вдовой в почтительном поклоне. – В состоянии ли вы ответить на несколько моих вопросов?

Потерянный взгляд вдовы Михайловской с трудом сфокусировался на Рудневе.

– Мы представлены? – спросила она, голос её оказался неожиданно сильным и глубоким.

– Я польщён, что вы это помните. Да, сударыня, в прошлом сезоне я имел честь быть вам представленным на балу у генерал-губернатора. Моё имя Дмитрий Николаевич Руднев.

– Руднев… Художник?

– Да, сударыня. А также частный консультант московского сыскного криминального управления.

В глазах Елизаветы Федоровны на мгновенье мелькнуло что-то, похожее на заинтересованность, но искра эта тут же угасла.

– Я могу говорить с вами, Дмитрий Николаевич, – произнесла вдова и добавила, обращаясь к доктору, – оставьте нас с господином Рудневым.

– Я буду за дверью, Елизавета Федоровна… Не утомляйте её, сударь.

Руднев дождался, пока дверь за доктором закрылась, пододвинул себе стул и сел напротив Михайловской.

– Елизавета Фёдоровна, вы сообщили, что перед трагическими событиями ваш супруг удалился к себе, желая написать ответ на телеграмму. Это так?

– Да.

– Откуда вы об этом узнали?

– Александр Петрович сам мне сказал. Извинился и попросил развлечь гостей без него, пока он будет занят.

– Он не сказал, что это была за телеграмма?

– Мы никогда не осуждали с Александром Петровичем вопросы его службы.

– Разумеется, и все же? Может, он обмолвился хоть о чем-то? Телеграмма была из Петербурга? Из министерства?

– Нет, он ничего такого не говорил.

– Вы видели саму телеграмму? Она была у него в руках?

– Нет. Я её не видела. Почему вы меня об этом спрашиваете, Дмитрий Николаевич? Это имеет отношение к его смерти?

– Мы пока ничего не знаем, madame. Ведется расследование. Вы в состояние ещё отвечать?

– Да, спрашивайте…

– Почему вы сами пошли за Александром Петровичем? Почему не послали кого-нибудь из слуг?

Взволновал ли Елизавету Фёдоровну вопрос, или же она просто утратила последние силы, но самообладание её вдруг покинуло.

– Что за странный вопрос?.. Я хотела видеть своего мужа! Почему вы спрашиваете?! – голос Михайловской истерически задрожал, она резко поднялась на подушках. – К чему все эти вопросы?! Это непереносимо!

– Успокойтесь, сударыня! – Руднев кинулся к заламывающей руки вдове и удержал её за плечи. – Доктор!

Дверь в будуар распахнулась, но на пороге оказался не врач, а молодая женщина, на вид ровесница Дмитрия Николаевича. Незнакомка тоже отличалась красотой, но совсем не той, мягкой и трепетной, что Елизавета Михайловна, а какой-то хищной и дикой. Она стремительно подошла к козетке и резко крикнула на вдову:

– Lizzy! Престаньте! Прекратите истерику! – незнакомка схватила со стола стакан с водой и выплеснула его содержимое в лицо Михайловской, – Да возьмите же себя в руки!

Вдова на мгновенье задохнулась, а после, упав в подушки, разразилась рыданиями. Руднев оторопел от неожиданной сцены, а незнакомка уже кинулась на него:

– Что вам здесь нужно?! Подите прочь!

Тут в будуар наконец вбежал доктор.

– Вам действительно лучше уйти, сударь! – сказал он Дмитрию Николаевичу, и без того поспешившему ретироваться.

– Нужно выяснить всё про телеграмму, – велел Руднев, возвращаясь к Терентьеву и Белецкому. – Кто-то должен был знать, что её принесли. Кто-то должен был видеть, как её передавали Михайловскому. Пусть опросят прислугу, на телеграфной станции уточнят. И мне нужны списки гостей.

Терентьев дал распоряжения.

– Со списками будет сложно, но сделаю, что смогу… А что вам сказала вдова? – спросил он.

– Говорит, что про телеграмму узнала со слов супруга.

Руднев хотел спросить Терентьева про темпераментную незнакомку и узнать, кто она, но тут к ним подбежал давешний младший надзиратель и доложил:

– Ваше высокоблагородие, Лебедев прибыл, – отрапортовал он.

Анатолий Витальевич совсем помрачнел и дёрнул воротник, будто тот стал ему вдруг тугим.

– Господа, – обратился он к Рудневу и Белецкому, голос его звучал натянуто, – я прошу меня простить! Я сам же вас позвал, но Василий Иванович не должен вас здесь увидеть. У него и без того найдется, что мне в заслуги поставить…