Запах дорогого одеколона вперемешку с дымом сигар, ударил в нос. Это было непривычно для советских людей, и именно этот факт больше всего засел в голове Валерки.
– Гутен таг, – сказал Валеркин отец и подал команду заводскому оркестру, который ко дню прибытия немцев разучил один из торжественных немецких маршей. Немцы улыбались, протягивали руки, для рукопожатий, и как—то неестественно позировали немецкому фотографу, который суетился перед гостями. Он щелкал фотоаппаратом и что—то говорил про русско – немецкую дружбу и показывал большой палец.
– Гер офицерен, ахтунг! Вы находитесь на территории тридцать пятого смоленского авиамоторного завода. Здесь мы производим моторы для наших истребителей И— 16 и МИГ— 3— 3, а также для нового штурмового самолета, – сказал директор не уточняя подробностей. Прошу вас, пройти в заводской клуб. Там состоится торжественная часть нашей дружественной встречи.
Немецкие летчики, по гражданской войне в Испании, были уже знакомы с советским самолетами, которых называли «Крыса», поэтому понимали, о чем идет речь. После того, как в авиационном парке Люфтваффе появился «Мессершмитт БФ— 109», советские самолеты стали уступать инновационным технологическим самолетам немецкого производства. Летая в составе легиона «Кондор», они в бою опробовали «Ишаки» на убойность, и хорошо знали, как красиво горит «русфанер», если ее в упор расстреливать из пулеметов.
Молодой немец в звании фельдфебеля, фотографировавший немецкую футбольную команду, старался выбрать такой ракурс, чтобы зафиксировать заводские корпуса. Но суровые лица советских сотрудников государственной безопасности появлялись в тот момент, когда немец нажимал на кнопку.
Валерий почувствовал, что пришел его звездный час, и он, подобравшись ближе к фотографу, на хорошем немецком сказал:
– Камрад, я рекомендую тебе не фотографировать заводские здания.
Немец удивился.
– Почему?
– Потому что это секретная информация, – ответил Валерий.
– Валера, скажи этому немцу, что фотографировать завод, цеха и продукцию запрещено, это является государственной тайной. Если он будет продолжать, то эти парни из МГБ отберут у него фотоаппарат и засветят пленку, – сказал отец.
Валерка кивнул головой в знак согласия, и продумав предложение, выдал на немецком то, что просил отец.
– О, ты не плохо говоришь по- немецки, – сказал фельдфебель. Я прекрасно понимаю, что это секретно. Не волнуйся, передай своим господам большевикам, что я больше не буду.
– Меня Валерий звать, – сказал Краснов.
– А меня— Франц—Йозеф Нойман, – представился немец на чистом русском, вызвав удивление. Он, козырнув Краснову, словно юнкер, щелкнул каблуками хромовых сапог.
– А я майор РККА Краснов Леонид Петрович, – сказал отец подойдя со спины фотографа. – А это, мой сын Валерий, ответил он немцу.
Валерий подал свою руку, и фельдфебель, сняв перчатку, пожал ее. Он похлопал Валерку по плечу:
– У тебя неплохой немецкий…
– А у вас неплохой русский, – ответил Валерка.
– Я русский… Русский по матери… Вернее, в моих жилах течет славянская кровь. Моя мать когда—то после вашей революции вышла замуж, за инженера Ноймана, и уехала с ним в Германию, оставив страну советов.
– Признаюсь честно, я рад нашему знакомству, господин фельдфебель, —сказал Валерка по—немецки. —Моей задачей была проверка моих знаний.
– Превосходно, —сказал летчик. —Можешь не переживать, у тебя, очень хороший немецкий. Если ты когда— нибудь будешь в Германии, ты вполне сможешь общаться. Мне кажется что у тебя берлинский акцент…
– У меня есть хороший учитель, – ответил Валерий. – Я хочу, тоже быть военным летчиком. Я обязательно, буду летчиком Франц…
– Это очень похвально! Мужчина должен быть настоящим воином! – сказал фельдфебель, и вновь одобрительно похлопал Валерия по плечу. Франц-Йозеф достал из кармана две сигары в алюминиевых футлярах, которые в Советской России были в диковинку, и подал отцу. Другую, он хотел закурить сам, но крепкая рука майора Краснова остановила его.
– Господин фельдфебель, вы извините, но на территории нашего завода курить запрещено. – У нас для этого есть специальные места.
– О, я, я! Я понимаю – хорошо! У меня дурная привычка курить, – сказал он, держа во рту сигару.
Валерка, почувствовав кураж, словно собачонка неотступно бегал за немцами сзади. Он ловил каждое слово. Каждую интонацию. Переварив ее в своей голове, он складывал эти знания на невидимые полочки своей памяти.
Читать дальше