Rodion Rudel - Солнечный Лис. «Хроники кицунэ». Книга первая

– Спасибо, Лис.

– Обращайся.

Дождавшись, когда последние языки пламени исчезнут, отдавая тьме полную власть над этой ночью, я залез в «медвежью берлогу» и быстро был убаюкан её, уже ровным, дыханием… пока не был захвачен то ли сном, то ли нечто большим. В этот раз образы бесцеремонно вырвали меня из безмятежного сна в другую реальность.

***

– Я давно не видел тебя в человеческом теле, почему? – их, как всегда, было двое, только теперь один был светловолосым мужчиной с оголенным торсом, исписанным непонятными знаками и затейливым орнаментом, а второй, как всегда, черным зверем с глазами цвета синего льда.

– Не хочу. Раньше я приходил к ним, но теперь это уже не имеет смысла. – Голос черного звучал в моей голове. Они брели по пустыне, далеко позади виднелись развалины древнего города, острые пики которого будто звали на помощь далёкие небеса, протягивая ему «руки» и моля то ли о быстрой смерти, то ли о втором шансе на жизнь. Большая звезда, согревающая эту планету, стояла высоко в зените, окрашивая воздух трепещущими испарениями.

– Ты не веришь в то, что они вспомнят о нас, когда все закончится? – рыжий, я был уверен, что это он, повернулся к спутнику, ожидая, когда тот его нагонит.

– Я уже говорил, что не уверен, что все закончится. По крайней мере, когда мы дойдем до него. Наши силы и возможности уже не те. – черный остановился рядом с рыжим, чтобы ковырнуть лапой песок, выискивая только ему известную «цель».

– Ты боишься? – рыжий присел рядом на корточки, смотря на развалины города.

– Да боюсь, но не за жизнь, а за то, что мы не победим и наш дом будет разрушен нашими же детьми.

– Если мы убьем его, все закончится. Мы восстановим наш дом. Люди вспомнят о нас. Я знаю, что мы победим. – рыжий встал, посмотрел на солнце, стряхнул песок и вопросительно посмотрел на друга, предлагая двигаться дальше.

– Даже если мы убьем его, а мы даже не знаем как, то, возможно, ничего уже не изменить. «Богов» так просто не забывают. Корни его «знаний» взрастили уже не одно поколение. – черный перестал копать и потрусил рядом со спутником.

– Он не бессмертен, как и его «гнилые» знания.

– Он очень похож на бессмертного – смешливым тоном заметил черный.

– Кто-то его уже ранил давно, значит и мы сможем. – пара удалялась за горизонт, к своей судьбе, под опаляющими лучами большой звезды.

***

Одна из самых неприятных вещей во вселенной – это пробуждение от пощёчины.

– Ты! Животное! – щелк, щелк. Оказалось, что ее нежные ручки гораздо грубее, чем выглядели.

– Тебя бешеный комар укусил что ли!? – Я пытался стряхнуть остатки сна и увернуться от этих жалящих шлепков, – Да прекрати, в конце концов!

Сон исчез за пару мгновений. Сев и стряхнув остатки сна, до меня стало доходить, что произошло. Ночью стало холодно, и Кая прильнула ко мне, а я обнял её рукой совершенно рефлекторно. Спросонья же ей причудилось невесть что, да, пожалуй, и приснилось тоже. – Лучше бы ты Тролля так вчера дубасила, истеричка!

– А ты лапы свои не распускай! – Она уже стояла, гордо выпрямившись, сверкая в предрассветной темноте своими синими, чуть раскосыми глазами, высоко вздернув свой очаровательный носик. С этого образа можно было бы писать картину, если бы её волосы не были так комично взлохмачены. – «Ох уж эти венерианские тела, наслышаны, наслышаны».

– Ой, да всё уже. Угомонись. Причешись и давай собираться, нам еще искать и искать твоих, потому как лагеря, скорее всего, мы сегодня не найдем. Было бы на что распускать-то.

– Пфф!..

Собрались мы очень быстро, в полном молчании, и выдвинулись в ту сторону, где небо уже окрасилось оранжевым пятном. Мне было нелегко не обращать внимание на появившуюся неловкость, и я изо всех сил пытался гнать от себя мысли о том, что во мне появилось давно забытое ощущение от «тепла», пусть даже «тепла» того, кто, не задумываясь, воткнул бы в меня любой более-менее острый предмет, способный проткнуть мою шкуру. «Интересно вы начали плести, интересно» – пробормотал я, как обычно обращаясь к Богиням судьбы Норнам. – наивно полагая, что мои «разговоры» с ним заставят их смягчиться и сделают меня «баловнем судьбы», совершенно упуская из виду то обстоятельство, что у нас с ними совершенно разные представления о «хорошей жизни».

– Печень дракона! – Я врезался в остановившуюся, как вкопанную, Каю. – Ты чего?

– Смотри! – она указывала рукой на некогда красивую, но теперь обезображенную войной панораму. Стоя на высоком холме, нам открывался поистине драматический вид. Некогда цветущая долина теперь была превращена в выжженный кратер. Окаймлявшие долину горы теперь стали стеклом от высочайших температур, вызванных прямым попаданием энергетического заряда. Наверное, это был один из последних выстрелов, что я видел, покидая поле трехдневной бойни, которую герои называют «славной битвой», а оккупанты «карательной операцией».