Алексей Бобровников - Крайности Грузии. В поисках сокровищ Страны волков

А что она любила? Говорят, у нее был муж. Есть женщины, о которых не получается, даже при всей грузинской патриархальности, сказать: «Она была женой такого-то».

«Были ли дети у Марии?»

Кажется, я уже знаю ответ…

«Дети? – переспрашивает Кетино. – Нет, у Марии Орбелиани не было детей».

Говорят, она устраивала в этих комнатах литературные вечера.

Кто-то из писателей был влюблен в нее. Персонажи тех светских раутов остались жить в семейном альбоме, где их черты набросала рука некоего талантливого скетчиста.

Они пили здесь кофе и ели ее угощение – удивительно вкусные карамельные конфеты.

В комнатах, принадлежавших Марии Орбелиани, я провел несколько удивительных дней и ночей, наслаждаясь покоем прохладных стен и читая записки автора «Трех мушкетеров» о похождениях по Кавказу.

Говорят, и он захаживал к ней.

Говорят…

Несколько дней подряд я рыскаю по дому в поисках свидетельств о жизни Марии Вахтанговны.

Влюбленность – опасное ощущение в Грузии, однако в этом случае я ничем не рискую, ведь объект моего увлечения – старинный портрет.

Кроме него и еще нескольких рисунков в семейном альбоме, мне не удается найти ничего, напоминающего о бывшей хозяйке.

Вдруг, украдкой листая записные книжки прошлого века, обнаруживаю записи, сделанные женской рукой. Почерк похож на тот, что я увидел на старинной открытке, подписанной ее высочеством Марией Вахтанговной Орбелиани.

Цитаты, обнаруженные в этом дневнике, я аккуратно перенес в свой блокнот:

«Торопись начать! Думай, что у тебя всегда есть время только для успеха, но не для неудачи»

«Дожидаться радости тоже радостно»

«В этой жизни умирать не трудно. Сделать жизнь значительно труднее».

«Люблю я поздравлять счастливых, но редко счастлив сам бывал».

«Жалок тот, в ком ничего не осталось от ребенка»…

Если бы не эти записи, я ни за что не пошел бы в тот вечер в театр марионеток.

Но, отменив очередной раут с тбилисскими друзьями, я отправился на субботнее представление.

Хороший кукловод – это когда думаешь: «Как здорово кукла двигает руками этого человека».

В первые минуты кукла – полуистлевший скелет – достает из песка древко знамени, каску и пятиконечную звезду.

И, выполнив этот долг чести (а как по мне – долг памяти), снова закапывает себя…

А потом они заговорили. И тут уже я знаю, что на крючке.

«В Киев не ходи. Забудь Наташу», – произносит голос феи из спектакля, предстающей в образе вагоновожатого с какого-то глухого российского полустанка.

Фея, или ангел-хранитель, пытается оградить героя от того, от чего оградить никак нельзя – от самого себя. И автор, зная это как никто лучше, продолжает вести своих персонажей туда, откуда нет возврата.

«Где черта, отделяющая любовь от ненависти? А может быть, они – одно?» – размышляет герой за минуту до того, как…

«Ладно, подключу я тебя к жизни еще раз. Горько тебе будет, плакать будешь… Поживи еще», – говорит фея, теперь уже настоящая, с крохотными крылышками фея, неожиданно спускающаяся по маленькой лесенке с небес и продлевающая действие.

И тут я вспоминаю свое любимое из Волошина: «В нем радостная грусть, в нем сладкий страх разлуки».

Габриадзе, написавший в свое время сценарии к лучшим фильмам советского кинематографа, выкапывает из меня эти две строки русского поэта и многое, многое другое.

Воскресное утро началось со звона маленьких колокольчиков и пения. Звук голосов приближается.

Оказалось, это процессия католиков, идущих к мессе. Священник проповедует на русском, чему я очень рад, так как впервые понимаю слова службы.

«Бог призовет тебя, но он не скажет „Раб мой“. Он скажет „Друг мой“. Раб – это тот, кто безмолвно и покорно следует за хозяином. Нет, ты, идущий за ним, не раб ему, а друг!»

Стоящие у храма, на противоположной стороне улицы и даже по краям проезжей части, – все до единого опускаются на колени.

Машины тормозят и, вопреки обыкновению, никто не гудит в клаксон. Даже самый беспардонный и крикливый грузинский водитель ни за что не станет мешать божьему промыслу.

«В этом дворе – вся история Грузии», – говорит хозяйка.

Кетино рассказывает, что в 37-м году к ним пришел какой-то большевик с ружьем и сказал, что будет теперь жить в их доме.

Она не идеально говорит по-русски, и «большевик с ружьем», возможно, был НКВДистом с пистолетом.