Э. Филлипс-Оппенгейм - Рекорд приключений

Женщина вскочила с дивана и стала между нами.

– Не будь пошлым. Нам будет очень недоставать сэра Нормана. Без него жизнь станет пресной. Отпусти его под честное слово. Он достоин доверия.

Стенфилд опустил револьвер.

– Ты права. Выбирайте, Грэй, – двенадцать часов не предавать или вы канете в вечность.

– В течение двенадцати часов я ничего не стану предпринимать, – отвечал я.

Он указал на дверь.

– Мне осталось провести в обществе моей жены всего несколько часов. Возможно, что они последние, и я не хочу, чтобы нам мешали. Оставьте нас, пожалуйста, одних.

Я ушел, ни разу не оглянувшись, открыл дверь, снова закрыл ее и удалился. В лесу кричали совы. Передо мной в сумерках кружились летучие мыши, и желтый серп месяца стоял над горами. Я воспринимал все это бессознательно. Мне казалось, я прохожу сквозь туман и тяжелые тучи давят на мой мозг. Побег Стенфилда и его направленный на меня револьвер почти исчезли из моей памяти. Я чувствовал себя униженным. Меня мучила ненависть к собственной слабости.

Ремингтон курил в вестибюле отеля, когда я вернулся. Он вопрошающе указал трубкой на виллу Стенфилда. По его подавленному виду я понял, что Мак-Колл говорил также и с ним.

– Какого вы мнения о том, чтобы нанести им визит? – предложил он.

Я могу спокойно сказать, что сделал даже больше, чем обещал Стенфилду,

– Это было бы совершенно бесцельно, – ответил я с уверенностью, – сыграем лучше в бильярд и постараемся забыть об этом происшествии.

Кажется, никогда еще в жизни я не был так сильно поражен, как в тот день, когда тщательно одетый добродушного вида господин с красной ленточкой Почетного легиона в петлице, сидевший рядом со мной на Бульваре Инвалидов, внезапно назвал меня моим настоящим именем. Со времени моего побега от английской полиции в Шотландии прошло больше года. С тех пор я напрягал все усилия для того, чтобы целиком овладеть своей новой ролью и во всем действовать соответственно ей. Я назывался теперь мистер Джон Д. Гармон, был торговцем железа из Провиденса, США, ушедшим от дел, и проводил большую часть своего времени в Гранд-Отеле, болтая со своими земляками и играя в бильярд. Поездка через океан, несколько проведенных в Провиденсе дней и общее знакомство с американским бытом оказались совершенно достаточными для осуществления этой роли. Я создал себе круг знакомых, который мог бы при желании расширить. Мои друзья готовы были во всякое время поручиться за мою честность. Полиция, решительно ни в чем не подозревая меня, внесла мое имя в список иностранцев, увеличив свою богатую коллекцию бесполезных актов еще одной бумагой. Моя одежда, роговые очки, короткая борода, усы так изменили мою наружность, что даже сам великий сэр Норман Грэй не в состоянии был бы узнать меня. Я давно уже не слышал имен тех людей, среди которых вращался в Англии.

Поэтому меня как гром среди ясного дня поразил человек, сидевший рядом со мной. Казалось, он принадлежал к высшему классу общества. Я часто встречал его по утрам, гуляя в парке, – и этот человек назвал меня настоящим, данным мне моими родителями именем.

– Собственно, чересчур прохладно для апреля. Вы не находите, мистер Майкл Сэйр? Но скоро, вероятно, станет теплее. Почки на каштанах начинают уже распускаться.

Я обернулся к нему. Моя правая рука словно ненароком опустилась в карман. Он, не дрогнув, выдержал мой пристальный взгляд.

– Каким именем вы меня назвали?

– Вашим собственным. Вы, вероятно, переменили уже много имен, не так ли? Но в беседе между нами было бы лучше употреблять ваше настоящее имя.

Он мог быть только французским сыщиком, решил я, и глубже запустил руку в карман. Я взвешивал возможности побега. Вблизи почти никого не было, и метро находилось в двух шагах.

– Разрешите представиться вам, – продолжил мой сосед, вытянул из кармана бумажник и протянул мне визитную карточку цвета слоновой кости. Я внимательно прочел ее – не переставая зорко наблюдать за ним:

Мосье Гастон Лефевр.

Агент страхового общества

13, улица Скриб.

– Это не настоящее мое имя, сударь. Это псевдоним, под которым я занимаю в обществе видное положение. Меня крестили Полем, а фамилия моя Гонт.

– Поль Гонт? – недоверчиво повторил я.

– Да.

Мои пальцы все еще сжимали рукоятку револьвера, которую было выпустили на мгновение.

– Говорят, – сказал я, не спуская с него глаз, – что Поль Гонт поступил на службу во французскую тайную полицию.