Светлана Савиных - Дурий из Дуракии

Дорога у ворот была пуста, и не удивительно, уже за полдень, лучше бы, конечно, проходить тут утром, когда вереница телег с товаром создаёт суматоху и подстегивает охрану поторапливаться с проверкой.

Когда поравнялся с охранниками, они перегородили дорогу и, глядя на меня, с сожалением, старший спросил.

– Зачем идёшь?

Заикаясь, от подёргивания, ответил.

– Ты-ык, к ле-ка-а-р-ю.

– К какому?

– С-ка-а-за-ли у ры-ы-н-ка жи-и-вёт.

– А, к Солиду. Сам-то откуда?

– По-о-д-ря-я пье. З-на-а-е-те?

– Нет. Наверно далеко отсюда?

– Д-ы-ык, ско-оль-ко в-в пу-ти… у-уж и не по-о-мню.

– А как зовут?

– Д-д-уу-ри-ий.

– Надо же, редкое имя, прямо в честь прадеда нашего правителя, – пошутил он.

– Ну-у-у…

– Ладно, только долго не задерживайся… Нам тут чужие совсем ни к чему.

– Я-я о-о-д-ни-им ма-а-хо-м.

Младший не выдержал и рассмеялся.

– Ну, ты, одним махом, пока от тебя толку добьёшься, поседеешь.

Он хотел ещё что-то сказать, но старшой зыркнул на него строго и обратившись ко мне, протянул круглый кусочек буйволовой кожи с выжженными символами Крючья, коротко бросив.

– Топай, только метку не теряй, у нас такие порядки, без неё тебя ни в какой город не пустят, можешь и в тюрьму загреметь, не все такие добрые, как мы.

Отойдя в сторону, освободили дорогу, и, пока ковылял к воротам, чувствовал спиной их взгляды. Вроде, поверили. Сейчас надо срочно найти место, где отлить: действие плакунца заканчивается, будет сильно воду из тела отжимать. В трактир нельзя, серебро в моих руках будет выглядеть подозрительно. Сначала надо его где-то разменять. Заприметил справа большую конюшню, у которой толпился народ. Отлично, затеряюсь среди них от взгляда охранников, а там видно будет…

Войдя в толпу, потолкался, прислушиваясь к разговорам, запоминая упоминавшиеся в речи имена и кто их носители. Увидел на углу лавку менялы, быстренько скинул шапку, пригладил волосы и, приосанившись, подошёл, пытаясь выдержать ровный шаг, действие отравы ещё не закончилось.

– Дорогой, разменяй монету, хозяин послал, у него мелкой нет, а у продавца сдача кончилась. – бодрым голосом наглого слуги, отчеканил я.

– А кто твой хозяин?

– Мытько из Сурья.

– А-а не нашенские.

Повертел серебряный в руках, взял с прилавка столбик отсчитанных монет и высыпал мне в пригоршню. Не торопясь, чтобы не вызвать подозрение пересчитал их и увидев боковым зрением мужика, который кому-то махал рукой, тоже махнул ему и крикнул.

– Да иду я, иду, – и вприпрыжку добежал до толпы и смешался с ней.

Надев шапку, немного скрючившись, подобрал с земли валявшуюся палку, и опираясь на неё, как на клюку, вышел из толпы и протопал по другой стороне улицы к маячившему недалече трактиру. Быстренько прошёл в него и прямой наводкой в сортир, чувствуя, как меня уже поджимает. Отливал долго, исходя холодным потом отходняка: голова кружилась, перед глазами плыли цветные круги, во рту чувствовал горький привкус, словно дерьма объелся. Наконец, окончательно очухавшись, умылся из рукомойника, висевшего на стене, обтёрся своим рушником и проковылял в залу к, ближайшему у двери, столу, чтобы видеть происходящее на улице.

Служка, не торопясь подошёл, оценивая меня взглядом, и небрежно бросил, что нищих не обслуживают. Глуповато уставившись на него, вытащил из кармана несколько медных монет и потряс перед его лицом, чуть подёргивающейся рукой… Тот расплылся в слащаво-хитроватой улыбке и спросил, что принести. Заказал щей, пирог с луком и яйцом и квас.

Ел, наслаждаясь едой и растекающимся по желудку теплом. Когда покончил с трапезой, слуга нарисовался у стола и озвучил сумму в размере, как раз того количества монет, которых я ему показывал. Но, я не лыком шит, пока ел, заприметил, сколько и за что платили столовавшиеся, поэтому сразу прикинул, что он завысил цену в трое, решив, что раз я не местный и похоже на голову тронутый, то можно развести. Вот хитрюга. Достал из кармана две монетки и положил на стол. Тот уставился на меня притворно-возмущённо и сказал, что этого недостаточно, припугнув, что сейчас позовёт хозяина и его помощников. Тупо уставившись на него, пробубнил невнятным языком, что пусть зовёт. Поняв, что я не робкого десятка, он потянулся рукой, чтобы схватить меня за рубаху, а я как бы нечаянно толкнул протянутую руку, он, потеряв равновесие, упал грудью на край стола, лицом прямо перед сооруженной мной фигой, от чего побагровев, вскочил и оглянулся по сторонам, не заметил ли кто, как он опозорился. Осознав, что могу привлечь к себе лишнее внимание, бросил ему на стол третью монету, ощерившись в улыбке, и не успел он открыть рот, как выскользнул за дверь.