Эти раздражённые мысли эмира были прерваны криками в лагере. Обернувшись, повелитель Хамы увидел несущуюся на лагерь лавину белых всадников, от которой уже начали в ужасе разбегаться «отборные воины Аллаха». Зловещими, мертвенно-белыми выглядели в лунном свете плащи храмовников. Змея ужаса с поразительным проворством заползла в сердце эмира. О, эти сумасшедшие тамплиеры! Вечно они делают то, чего не делает никто и никогда! Как заворожённый смотрел эмир на страшного всадника, который прорубал дорогу посреди султанского воинства, как будто это были не закалённые в боях головорезы, а колеблемый ветром тростник. Это был сам Гийом де Боже, магистр храмовников. А ведь так недавно магистр радушным хозяином принимал эмира в своём шатре. На поле боя им до сих пор встречаться не приходилось. И сейчас эмиру больше всего хотелось куда-нибудь в шатёр, подальше от этой кровавой бойни, а ведь он вовсе не был трусом и крови никогда не боялся. Но кто задушит змею смертельного ужаса, которую, кажется, выпустили впереди себя тамплиеры?
Паника быстро захватила лагерь. Тамплиеры резали султанское воинство, как несколько волков режут стадо овец, оставшееся без пастуха. Да ведь это его, эмира Хамы, султан поставил ночным пастухом! Что же делать? Пока эмир пытался стряхнуть с себя оцепенение, тамплиеры уже во всю орудовали среди палаток лагеря. И тут произошло настоящее чудо! Белые рыцари, которым уже почти никто в лагере не оказывал сопротивление, вдруг стали падать на землю один за другим без всяких видимых причин. Эмир не сразу понял, что тамплиеры стали запинаться за коварные верёвки, которыми крепились палатки лагеря – верёвки, невидимые среди ночи, которая только казалась светлой. Но эмир видел только чудо, потому что хотел его видеть.
Громовым голосом, заглушавшим порою даже рёв горного потока, эмир возопил: «Аллах акбар!» 5 5 Бог велик (арабск.)
. Это помогло мусульманам придти в себя и вот уже под знаменем эмира собралось не менее двух тысяч воинов, которые дружно ринулись на тамплиеров.
Отряд храмовников в начале боя составлял менее трёхсот рыцарей. Теперь многие из них запутались в верёвках, иные пали, когда сарацины начали наконец оказывать сопротивление, и двухтысячному отряду, к которому присоединялись всё новые и новые воины, противостояло не более чем полторы сотни рыцарей, число которых начало стремительно сокращаться.
«Аллах акбар!» – орал эмир, и тотчас же услышал такой же громовой, как и у него, голос магистра де Боже: «Деус вульт!» 6 6 Так хочет Бог (лат.)
. Теперь эмир мог видеть лицо магистра, с которого горячка боя не стёрла его обычного спокойствия. Он всегда завидовал этому нечеловеческому тамплиерскому самообладанию. Храбрости-то ему и самому было не занимать, а вот это ледяное спокойствие среди огня… Это признак прирождённых повелителей.
Тамплиеры по приказу магистра в строгих боевых порядках начали понемногу отступать. Под градом ударов они перестраивались так согласовано, как будто это были манёвры или парад. Эмир теперь орудовал своей кривой сабелькой направо и налево с горячей восточной удалью. В какой-то момент ему показалось, что сам де Боже ведёт его в бой. А магистр отступал последним. Эмир не стал прорубаться по направлению к нему. Он не хотел, чтобы великий человек погиб в этой нелепой ночной свалке, а вскоре эмир приказал и вовсе прекратить преследование тамплиеров. Провожая восхищённым взглядом белые плащи, эмир подумал: «Эх, если бы вместе с этими славными воинами, да рука об руку с Гийомом, ударить… по Индии! Вот это было бы то что надо».
***
Поутру султан улыбался. Он едва ли не игриво сказал своим эмирам: «Мы уже десять дней под стенами Акры. Мы обрушили на город град камней из наших катапульт. Сегодня ночью франки ответили нам тем же. Они обрушили на наш лагерь град своих живых камней – тамплиеров. Не правда ли, эмир Хамы, каждый тамплиер стоит целого камнепада?».
Эмир ответил в глубоком поклоне:
– Мой повелитель – мудрейший из мудрейших.
– Так посоветуйте же, эмир, как погубить франков? Вы ведь хорошо знакомы с этими «камнями», белыми, как родосский мрамор, инкрустированный красными рубинами крестов.
Султан был большим поклонником персидской поэзии. Эмир не умел так говорить и решил, что безопаснее будет ответить, как все:
– Моё убожество не смеет советовать великому из великих.
Игривый тон султана быстро обратился зловещим шипением:
Читать дальше