Рекс Стаут - Приз для принцев (Награда для князей)

Русский напряженно смотрел на него.

— Вы до этого никогда ее не видели?

— Никогда.

— Тогда почему вы оставили меня умирать? Вы не знали, насколько тяжело я был ранен. Я спас вам жизнь.

Почему же вы не отплатили мне тем же?

— Но на самом деле я вас спас! — вскричал Стеттон. — Когда вы упали на пол, она приставила револьвер к вашей голове. Видит бог, она спустила бы курок, если бы я не выхватил у нее оружие.

Он, несомненно, был искренен. Тем не менее чернобородый настаивал:

— Но почему вы оставили меня лежать беспомощным, ведь я, да будет вам известно, был смертельно ранен?

— Это долгая история, — ответил Стеттон. — Она сказала мне… Впрочем, разве в том дело, что она мне сказала? Я поверил, что вы — чудовище и негодяй, недостойный жизни.

Чернобородый кивнул:

— Это похоже на нее. Только так она и могла поступить. Я вижу, месье, что вас мне упрекать не за что. Неудивительно, что Мария Николаевна обманула вас, — ведь она с легкостью обманула меня. А Василия Петровича обмануть трудно. Мы расстанемся, когда вы скажете мне еще одно. Где она?

Когда русский задавал этот вопрос, голос его задрожал не то от надежды, не то от предвкушения.

Стеттон попробовал выдержать взгляд колючих черных глаз и не смог, но ответить постарался как можно более твердо:

— Я не знаю.

Повисло молчание. Стеттон несколько раз пытался взглянуть собеседнику прямо в глаза, но тут же отводил взор, будучи не в состоянии выдержать его испытующий взгляд.

Человек с бородой мрачно сказал:

— Месье, мне нужна правда. Где Мария Николаевна?

Стеттон просто ответил:

— Я не знаю.

Потом, вдруг рассердившись на себя за то, что позволяет этому человеку разговаривать с собой подобным тоном, гневно воскликнул:

— Вы пытаетесь поссориться со мной, месье? Почему я должен лгать вам? Какой у меня может быть интерес к этой женщине? Я ее не видел с того утра в Фазилике.

Русский положил ладонь на его руку:

— Я не сказал, что не верю вам. Я хочу знать. Так вы не видели Марию Николаевну с того утра?

— Не видел.

— Где именно вы оставили ее?

— В Фазилике.

— Где в Фазилике?

— В… — Стеттон заколебался; у него не было времени на обдумывание, в том же монастыре, где нашел.

Взгляд русского заполыхал:

— Женский монастырь был разрушен.

— Я знаю… — начал запинаться Стеттон, — я знаю…

В сохранившейся части… Там была комната… несколько комнат… она сказала, что друзья помогут ей…

Опять наступила пауза. Стеттон проклял собственную глупость и начал лихорадочно придумывать, как исправить столь грубую ошибку, но манеры русского внезапно и необъяснимо изменились. Он опустил глаза, потом поднял, взглянул на молодого человека доверчиво и дружелюбно и сказал:

— Месье… извините меня… но для меня это вопрос жизни. Вы говорите мне правду?

Стеттон ответил со всей твердостью, на какую оказался способен:

— Да. Зачем бы я стал утаивать?

Снова тишина. Появился официант, чтобы узнать, не закажут ли джентльмены еще бутылку вина, но обнаружил, что они не притронулись и к первой. Потом вдруг чернобородый поднялся на ноги и сказал:

— Благодарю вас, месье, и извините меня за то, что я задержал вас. Adieu.

И с этими словами ушел, да так быстро, что, пока Стеттон поворачивался в кресле, чтобы посмотреть вслед бородатому, тот уже исчез где-то на улице.

Стеттон опять откинулся в кресле.

Первой его мыслью было: «Значит, Алину зовут Марией Николаевной!»

А следом понеслись другие мысли, более важные и куда более тревожные. Это был Василий Петрович, муж Алины, которого он, Стеттон, разыскивал по всей Европе. Правда, с недавних пор совсем не хотел, чтобы тот отыскался…

Значит, Алина не может выйти за него замуж. Это в некотором смысле принесло ему утешение; больше нет нужды в двух миллионах долларов. Но потерять ее! После всей его борьбы, всех усилий, всех разочарований потерять ее!

Потом перед его мысленным взором возник яркий образ человека, только что покинувшего кафе, — его пронзительные, строгие глаза; мрачный, значительный тон; железная хватка; массивная, мускулистая фигура.

Нет, не стоило бы рисковать, перебегая дорогу Василию Петровичу.

Что касается Алины, то она обречена; можно быть уверенным, что рано или поздно он ее найдет. А что до Ричарда Стеттона, то самое лучшее, что он мог бы сделать, это уехать в Америку, как он и предполагал, и оставаться там.

Но потерять ее! Это невозможно. Перед его глазами встало ее лицо, которое он видел всего три дня назад.