Ольга Апреликова - Город звериного стиля

– Как она вообще?

– Да нормально. Только нервы мотает всем. И молчит все время, молчит! Пиявка!

– А почему жизнь сломалась?

– Да у нее через день соревнования какие-то решающие в Москве должны были быть. Ну, по фигурному катанию. Папа столько денег вложил. Да и она сама утром и вечером, чуть ли не сутками, на этих тренировках, ее и дома не видно было, на школу почти забили, лишь бы каталась, лишь бы медальки, все для нее – и тут вот оно…

– И что, потом вообще нельзя кататься? Заживет ведь все?

– А зачем без призов кататься?

Мур удивился:

– Нравится, вот и катаешься.

– Это «нравится» денег дофига стоит. В большом спорте – теперь не догнать, нет. Все вложения обнулились. Папа бесится. А мама говорит, может, и к лучшему, а то и так она у нас ненормальная, дура упрямая, одни коньки в голове были.

– А она хорошо каталась?

– Очень, – помолчав, сказала Долька. – Тренер чуть с ума не сошел… У него-то тоже перспективы обнулились. Такие девчонки, как Галька, говорит, почти не попадаются. Ну… И все меня винят. Типа на кой мне сдалась эта Егошиха, хвостом перед тобой крутить…

– То я тоже у них виноват?

– Умом-то они понимают, что нет. А виноватых ищут. И Гальку жалко, и себя. Не могу больше их терпеть… Вот я… И сюда… Давай пересидим… Хоть пару дней.

– Ты им только напиши, чтоб с ума не сходили.

– Ты… Ты согласен?

– А чего б нет?

– Ну… Тут так… Бедно… – кажется, она собиралась заплакать. Это его-то веселая, самоуверенная, ласковая Долька! А может, у нее ко всему прочему и рука болит? – И железная дорога грохочет…

– Долька, а тут еда есть? – деловито спросил Мур.

– Откуда…

– Тогда пойдем в магазин! Гречка, молоко, все такое. Тут смотри как уютно. Бутербродов наделаем, топить будем, истории рассказывать. Поезда слушать! Всегда мечтал ощутить, как люди рядом с железной дорогой живут! Долька! Все нормально будет!

– Денег нету…

– У меня есть!

Мур хотел, чтоб Долька успокоилась. А то какая же романтика. И младшую сестру ее жалко. Мур сам лет до одиннадцати ходил на каток, вернее, его водили вместе с близнецами, тех на хоккей, а его на фигурное, потому что в хоккей таких козявок, как он тогда, ручки-прутики, не берут. И кататься он очень любил просто так, не ради кубков, хотя какие-то детские, полуигрушечные, где-то валяются… А бросил потому, что в классе прознали и высмеивали, хи-хи, девчачий спорт. Да и отчим тоже поддразнивал. Может, если бы характера хватило никого не слушать, катался бы и катался. Или если бы он больше любил лед… Да нет, правда, конечно, в том, что и в фигурном катании он ни на что не годился. И характера потому что никакого нет. Так что не стоит Дольке рассказывать. Но вот на каток как-нибудь можно с ней сходить. Вдруг еще не разучился.

– Ну чего ты сидишь, – ласково сказал Мур. – Не реви. Пойдем за гречкой. А потом устроим автономное плавание.

На улице сиял мороз. И ни единого человека не видно, ни единого дымка из трубы. Домик стоял на краю деревухи у самой лесополосы, и дальше дороги не было: снегоочиститель развернулся у большой сосны, сгрудил отвалы, а дальше ему незачем. За елками шумела большая дорога: сквозь елки видно непрерывный поток фур, бензовозов, машин.

– Сибирский тракт, – сказала Долька. – Всегда шумит. Туда – Екатеринбург, Сибирь, Азия. А туда, домой – Пермь, Москва-Питер, Европа. Отсюда уже недалеко, наверно, до разделителя этого, Европа-Азия. Да, и железная дорога тоже вон, за домом, рукой подать. Шумно, да?

– Ну и что. Город тоже всегда шумит.

И они пошли по снежной канаве улицы обратно к станции, где видели магазин. Какие ж все-таки сугробы! Везде по пояс будет, а то и по шею. Мур вел Дольку за руку. Хотелось целоваться, да и Дольке, в общем… Они встали посреди улицы, приникли друг к другу. Через Долькино плечо он мельком увидел бело-черно-зеленые, мрачные лапы елок – с которых сыпался мелкий-мелкий сверкающий иней. На миг он образовал на фоне хвои словно бы фигуру женщины с длинными волосами. Ветерком иней понесло в их сторону, и показалось, что женщина тянет к ним руки. Иней празднично поблескивал, но Мура почему-то охватила жуть.

– Идем скорей!

Людей по-прежнему не было, расчищенных тропинок к домам – тоже. Жутковато. Около магазина стояла вылепленная из снега, облитая льдом грудастая Снегурочка в криво напяленном кокошнике из зеленой, остро сверкающей на солнце фольги. А может, не Снегурочка, а Хозяйка из горных, кто их разберет. Все равно красавица. И вокруг нее тоже, как фата, кружился посверкивающий иней. Рядом кто-то воткнул в сугроб стройную, еще совсем свеженькую елочку в обрывках мишуры.