Евгения Якушина - Яшмовый Ульгень. За седьмой печатью. Серия «Приключения Руднева»

Не находя себе иного дела, Митенька посидел в библиотеке, послонялся по саду и, наконец, взяв этюдник, отправился рисовать.

У него уже давно созрел сюжет на тему древних друидов. Вдохновила его старая липа, росшая за отдельно стоящим двухэтажным флигелем. Дерево было в несколько обхватов, одна из ветвей, расколотая молнией, торчала словно сухая ведьмовская рука. Освещение тут тоже было подходящим из-за постоянной тени, которую отбрасывала густая крона. Единственным недостатком было то, что наиболее выгодно дерево смотрелось именно на фоне флигеля, что сбивало всю мистическую композицию.

Покрутившись вокруг дерева, подходя то ближе, то дальше, то с одного угла, то с другого, Митенька сделал серию набросков и наконец определился с наилучшей точкой.

Сперва рисовалось ему легко, но через пару часов вдохновение Митеньку покинуло. Забросив краски, он решил отвлечься на какой-нибудь другой предмет. Сперва этим предметом, набрасываемым легкими, но уверенными штрихами в альбоме, стала Аннушка Бородина в образе речной нимфы. Митенька живо изобразил очаровательное лицо, волосы, увенчанные короной из водяных лилий, изящную тонкую шею, переходящую в трепетные обнаженные плечи, и дальше запнулся. Его бросило в жар, щёки залились румянцем. Он вырвал лист и смял его. Вот ещё глупости какие, сердито подумал он, и решил нарисовать что-нибудь более прозаичное. Например, флигель.

С того место, где устроился Митенька со своим альбомом, ему хорошо были видны окна второго этажа: два закрытых в кабинете отца и два открытых – в архиве, где хранились бумаги и коллекция. В нём в настоящее время должны были работать Борэ и Белецкий.

Присмотревшись, Митенька увидел, что по архиву монотонно вышагивает темная фигура. Вот фигура остановилась и замерла в проёме окна. Это, как и следовало ожидать, оказался Белецкий. С одного взгляда было понятно, что настроение у наставника прескверное. Руки Белецкого были скрещены на груди, голова опущена.

По тому, как Белецкий резко обернулся, Митенька решил, что Борэ окликнул его из комнаты. Однако ошибся. Через несколько мгновений в окне, помимо Белецкого, стали видны ещё два человека. Первый, в ярком клетчатом костюме, несомненно, был публицист, второго Митенька узнал не сразу, но, приглядевшись, понял по характерным сумбурным движениям, что это Сёмин. Услышать, о чём говорили эти трое, Митенька не мог, но напряжённые позы и резкая жестикуляция свидетельствовали о споре. Спорили, впрочем, только Сёмин и Борэ, Белецкий придерживался нейтралитета. Постепенно накал страстей увеличивался, и Белецкий стал вмешиваться в разговор. Вдруг все трое резко повернулись вглубь комнаты. Видимо, вошел кто-то ещё.

В этот момент Митенька услышал голоса и смех, приближающиеся из-за угла флигеля. Прислушавшись, он узнал голос сестры и догадался, что её спутником является Зорин. С тех пор, как Аркадий Петрович начал к ним приезжать, Митенька лишился своего исключительного права на укромные уголки парка. Это его ужасно раздражало.

Не желая столкнуться с влюбленной парой, он быстро сложил этюдник и шмыгнул в противоположную от приближающихся голосов сторону.

Пробежав по едва различимой среди кустов чубушника тропинке, он пресек поляну с беседкой и направился сперва к парадному входу, но потом передумал и свернул в кусты к террасе, решив незаметно пройти через неё, чтобы не попадать на глаза гостям в перепачканной краской блузе, что уж точно не пристало взрослому благородному человеку.

Немного не дойдя до террасы, он снова услышал голоса. Чертыхнувшись, – слава Богу, Белецкий этого не слышал! – Митенька замер, скрытый густой листвой сирени. Голоса приближались. Видимо, разговаривающие шли по дорожке вдоль зарослей, в которых скрывался юноша. Митенька решительно не знал, как правильнее поступить: выбраться из кустов на дорожку перед собеседниками было неловко, пробраться обратно через кусты, не выдав своего присутствия – невозможно, оставалось просто стоять и слушать чужую беседу.

Разговор оказался жарким. Митенька узнал голоса профессора Левицкого и доктора Штольца.

– Вам следует с ним объясниться, Федор Федорович! – возбужденного говорил доктор. – Такие вещи нельзя спускать! Это недопустимо! Это..! Это гадость!

– Объясниться?! С этим мерзавцем?! – профессор задыхался от гнева. – Как вы себе это видите? На дуэль вызвать?!

– Господь с вами! Какая дуэль! Нужно всем рассказать…! Предупредить!