Галина Юхманкова: Маленькая Лизи Кроуфорд и пансион мадам Тьери

Управляющая пансионом миссис Ригли, размеренно шествуя по широкому коридору особняка с колокольчиком в руке, настойчиво будила всех его обитателей, словно подстегивая лениво зевающих и ворчливо пробуждающихся воспитанниц немедленно приводить себя в порядок и спускаться к завтраку, ведь в особняке был заведен довольно строгий распорядок дня. Лизи совершенно не хотелось одеваться и куда-то идти, ей вообще было крайне неуютно здесь, в этом печальном месте, однако делать было нечего, и следовало подчиняться правилам. Фрайни и несносные близняшки уже встали, и девочке пришлось последовать их примеру. Она нехотя побрела в ванную комнату, расположенную рядом с залом для чаепития, молча умылась, не обращая внимания на других таких же сонных и неприбранных воспитанниц, затем оделась в своей комнате, и спустилась в гостиную.

Небольшая уютная гостиная, обшитая красным деревом и похожая на кабинет какого-нибудь великого ученого или писателя, служила одновременно обеденным залом, здесь стоял огромный тяжелый стол, довольно старый, судя по его виду, с истертой столешницей, из-под которой кое-где выглядывала мелкая щепа, отчего Лизи тут же подумала о том, что нужно быть как можно осторожней и не поцарапать рук. По стенам гостиной были развешаны картины с солнечными пейзажами и возвышались стеллажи с книгами, а у огромных окон располагались удобные кожаные диваны и кресла с протертыми кое-где подлокотниками. В комнате было довольно сумрачно, поскольку за окнами еще царил утренний октябрьский полумрак, а электричество снова было отключено, как это часто случалось в последнее время. Приятная горничная и кухарка миссис Картман, которую Лизи видела ночью в кухне, медленно передвигаясь в полумгле, все еще накрывали на стол, хотя почти все воспитанницы уже собрались за завтраком и с нетерпением ожидали разрешения приступить к трапезе. Стояла полнейшая тишина, которую изредка нарушал лишь звон посуды и шорох накрахмаленных передников прислуги.

Наконец, все приготовления были окончены, и воспитанницам было позволено приступить к завтраку. Лизи здорово проголодалась, потому с нетерпением принялась поглощать омлет с ветчиной, не забывая при этом о правилах хорошего тона, как и полагалось воспитанной девочке из хорошей семьи. Исподволь она с любопытством рассматривала всех присутствующих, стараясь делать это как можно незаметнее, ведь пристально рассматривать людей было крайне некрасиво и очень невоспитанно. Лизи хотелось понять, сколько же девочек живет в этом особняке, и какие они, эти воспитанницы, привезенные, как и она, Лизи, в столь отдаленный уголок Англии, подальше от всех ужасов войны, своими родителями. Рядом с Лизи, на специальной подушечке, без которой она не дотянулась бы до своей тарелки, сидела совсем крошечная девочка лет пяти, которую звали Люси. Малышка была дочкой местного викария, священника, и жила в пансионе совершенно бесплатно, пока её отец находился в разъездах. У этой забавной и стеснительной девочки были пухлые щечки и веселые черные глазенки, что делало ее похожей на милую маленькую мышку. Люси весело болтала ногами, громко стуча при этом о ножки стула своими башмаками и, не обращая ни на кого внимания, увлеченно уплетала свой завтрак, поправ все нормы и правила приличия, с которыми, видимо, была совершенно незнакома. Следующей за Люси располагалась уже знакомая Лизи старшая по комнате симпатичная и строгая Франческа в своих неизменных очках, спущенных на нос. Фрайни приветливо улыбнулась Лизи, и, ободряюще кивнув головой, тихонько велела девочке нисколько не стесняться, и, в случае надобности, попросить добавки. Ведь, благодаря стараниям заботливой мадам Тьери, несмотря на военное положение в стране, перебоев с продуктами в особняке не было. Также тихо поблагодарив милую Фрайни за заботу, и гадая, что же здесь подают на десерт, Лизи продолжила изучение сидевших за столом воспитанниц, и, слегка скосив глаза вправо, осторожно посмотрела на невзрачную девочку примерно одного с собой возраста, с чёрными, как смоль, короткими волосами и грустными серыми глазами. Эта спокойная и печальная воспитанница была очень просто, но аккуратно одета, и, словно не замечая никого и ничего вокруг, сонно искала что-то в своей тарелке. Казалось, что она и не голодна вовсе, а ее мысли витают где-то очень и очень далеко, сплетаясь в этой маленькой задумчивой голове в бессмертные сонеты. Эта девочка с грустными серыми глазами очень понравилась Лизи, хоть и вела себя довольно отрешенно. Бойкая и непоседливая Лизи всегда тянулась к обществу спокойных и размеренных сверстников, именно таких, как эта печальная девочка с серыми глазами, которая не обращала внимания даже на бесконечные просьбы мисс Дуглас и миссис Ригли, сидевших по обеим сторонам стола, вернуться в этот бренный мир и скушать хоть что-нибудь на завтрак, поскольку именно завтрак, по словам миссис Ригли, являлся главной частью дневного рациона растущих организмов воспитанниц. Слушая нравоучения управляющей, обращенное не только к этой грустной загадочной девочке, но и к другим присутствующим, Лизи тут же подумала о том, что за завтраком довольно сложно заставить себя съесть так много, ведь тебе еще не удалось окончательно проснуться. Например, мама Лизи, миссис Кроуфорд, довольствуется на завтрак всего лишь одним кусочком свежей мягкой булочки с сыром, которые еще затемно начинает готовить их кухарка, и только позже, около одиннадцати часов дня, пьет чай с сандвичами и ветчиной. Вспомнив вдруг о доме, Лизи немедленно принялась отгонять от себя грустные мысли, чтобы не оконфузиться и не расплакаться здесь же, в гостиной, при всех, ведь это было бы неимоверно стыдно. Тем более, что напротив Лизи сидели две противные рыжеволосые сестры-близняшки, Камилла и Виталина, испортившие девочке весь вчерашний вечер, и проявить перед ними слабость было совершенно недопустимо, ведь это стало бы для Лизи абсолютным позором. К счастью, вредные сестры не обращали на Лизи совершенно никакого внимания, как будто ее вовсе не существовало, и делали это намеренно, всем своим видом выражая полнейшее безразличие и даже презрение, за которыми скрывалась явная досада. Еще бы, ведь им не удалось обмануть новенькую, и отобрать у нее чудесную ленту с рюшами, которая, как и прежде, мирно красовалась на голове Лизи, поддерживая ее непослушные густые темно-русые волосы, собранные по бокам и перевязанные на затылке. Лизи уже давно научилась делала себе прическу, ведь это было вовсе не сложно, нужно было лишь аккуратно поднять волосы у висков, и, заведя их назад, скрепить там лентой, на манер древних женщин из старинных книг по истории. Это было очень удобно, красиво, и не стягивало волосы, потому что Лизи просто терпеть не могла тугих кос на голове. Хотя миссис Кроуфорд иногда и заплетала своей непоседливой дочери очаровательные косички, закрепляя их в кружок по бокам головы, чтобы выходили плотные баранки. Однако здесь, в пансионе, далеко от родителей, Лизи решила быть до конца самостоятельной, и делать себе прически, которые нравятся только ей. Впрочем, у вредных близняшек Камиллы и Виталины были почти такие же прически, ведь здесь, в пансионе, не было горничных и прислуги, которые могли бы подолгу приводить в порядок волосы своих подопечных. В пансионе был строгий распорядок дня, и, видимо, именно поэтому девушки постарше предпочитали короткие прически, с которыми совершенно не нужно было возиться. Так рассуждала про себя Лизи, продолжая тихонько наблюдать за рыжеволосыми воспитанницами, сидевшими напротив нее. Камилла и Виталина, высокомерно приподняв рыжие брови, манерно орудовали ножом и вилкой, соблюдая все заповеди этикета и время от времени поправляя салфетки, заправленные за ворот платьев, желая показать своим видом превосходство над окружающими, которое, впрочем, зиждилось всего лишь на тех услугах, которые оказывал их отец мистеру Тьери, и ни на чем больше. Стараясь изображать благородных дам на светском мероприятии в самом дорогом ресторане мира, обе близняшки, между тем, выглядели довольно неуклюже, а их движения, казавшиеся им самим такими взрослыми и полными изящества, выглядели по-детски смешно. Поэтому, наблюдая за Камиллой и Виталиной, Лизи улыбалась про себя, втайне потешаясь над глупой манерностью и никчемной театральностью движений близняшек, отчего настроение у девочки заметно улучшилось.