Андрей Умин - Атлант поверженный

С таким трудом собранные Платоном крупицы знаний о загадочном катаклизме разнесло ветром странностей и неувязок, как обрывки старых книг разметало по его мыслям. Как части паззла без цвета и логики, меняющие свою форму при каждом прикосновении. Казалось бы, вот ответ на вопрос, только протяни руку, но с приближением к новым фактам миражи надежды каждый раз исчезают, оставляя в его руках только черные истлевшие страницы сожженной правды, вырванной, будто из души. Как будто по миру шествует разрушитель и уничтожает всю правду об истоках нашего существования… Какое-то знакомое слово, Платон уже слышал его раньше, а теперь почувствовал дежавю. Не истоки, нет, что-то другое. Разрушитель! Разрушитель идет по стране, это точно было на самом деле, замаячили вспышки воспоминаний, из которых величественно поднимался лифт с недостающим элементом мозаики. Парень читал это в книге, теперь показавшейся очень важной, самой ценной крупицей бесформенной тайны. Алиса Зиновьева – мелкий выцветший шрифт на обложке его старой книги, купленной давным-давно на барахолке отцом в честь первой тысячи километров Платона. Странное название, его невозможно забыть, словно автор обвинял весь мир в предательстве оберегающих Землю мифических сил – «Атлант поверженный». Закрученный философский текст, смысл которого зарыт так же глубоко, как и корни человеческого невежества. Прочитавший книгу подростком, Платон не понял ничего, кроме странной, холодной и даже асексуальной любовной линии, но один страх, один сильный образ засел в его голове – разрушитель, незаметно шагающий по стране, словно вселенское зло, готовящий мир к катастрофе. Кажется, то была фантазия писательницы по поводу событий до Великого разлома. А что, если она оказалась права? А если разрушитель пережил крах целого мира и продолжает бродить по городам, уничтожая следы своих злодеяний? Например, вырывая важные доказательства со страниц старых книг, упекая в тюрьмы ученых типа Шпильмана и затыкая рты всем остальным типа начальника с завода, не успевшего договорить, высказать свои мысли на лекции? Кстати, кто его увел? Тот самый преподаватель, давший Платону доступ в библиотеку. От этих мыслей парня обуял страх во много крат сильнее, чем когда-либо прежде. По крупицам собранный смысл происходящего темнел черным пятном, не обещавшим ничего хорошего.

Кое-как взяв себя в руки, парень вышел из библиотеки на солнечную улицу, вдоль дороги засаженную зеленой травой. По крайней мере, оставались в мире незыблемые вещи, не вызывающие подозрений, – яркий, никогда не прерывающийся свет нашей родной звезды и неизменно голубое, с синими отливами небо. Эти два вечных спутника любого заблудшего человека, потерявшего веру в сомнительный мир, будто стояли над всей планетой и внушали доверие своим неизменным существованием. Даже заблудившаяся в темноте страхов душа могла поднять голову и посмотреть на принимающий всех и каждого солнечный свет, как на бога, который выше всего остального. Парень обошел ярко освещенное здание университета из серого кирпича, решив не встречаться в тот градус с подозрительным преподавателем, благо хлопот с бьющими в голову гормонами хватало с запасом – через дорогу, на своей излюбленной лавочке, читала книгу, как всегда, прекрасная Лия. В ее лаконичных движениях и будто светящемся теле чувствовалась легкость и грация, словно вся ее жизнь – искусство, а девушка лишь обворожительный персонаж, которого никогда не превзойти ни одному актеру, на чью долю выпала бы великая честь играть эту роль. Сзади ее покой охранял трехэтажный дом из красного кирпича с тремя парадными и серой покатистой крышей, несколько таких же таунхаусов вдалеке, одиноко высаженные деревья и огромное, одно на всех, синее небо. Впереди блестела свежеполитая трава и круглая дорога квартала. Девушка подняла взгляд на Платона и стеснительно улыбнулась, потом шутливо спрятала лицо за упавшими от резкого кивка волосами. После короткой слабости она вернулась глазами к книге, но непроходящий розовый налет на щеках выдавал ее настроение, какое бывает у молодых людей в самом расцвете километров.

Платон уже жонглировал в уме словами предстоящего разговора, как вдруг между ним и целью возникло непредвиденное препятствие. Огромное лицо Богдана с неестественно широкой челюстью и до боли скучным выражением глаз заслонило собой весь обзор. Совершив неудачную попытку увильнуть от нежелательного общения, Платон увидел, как с флангов его блокировали два дружка задиры. Троица в кожаных куртках была в сборе.