Андрей Умин - Атлант поверженный

Изображение на экране пропало, как только Платон оторвал от телевизора руки, чтобы вызвать помощь. Он пробежал мимо безмятежно лежащей рядом сестры, мысленно поселившейся в мире комиксов, и схватил висевшую в коридоре телефонную трубку. С пятого раза трясущимися пальцами смог выкрутить на вертящемся дисковом номеронабирателе цифры 1, 1, 2 и вызвал скорую помощь с ближайшей станции экстренного реагирования в соседнем квартале, метрах в трехстах от их дома. Потом накинул висевшую у выхода синюю ветровку, попытался влезть в уличные кеды младшей сестры, но присмотрелся и со второго раза смог натянуть свои. Перед глазами все крутилось, как в калейдоскопе, – цветными картинками вокруг одной точки, смешиваясь в рисунок сюрреалиста, безумную картину, в которой конец света мог действительно наступить, и не в гипотетическом будущем, а прямо сейчас. Все, на чем был зациклен внутренний мир парня, сжималось в черную смертельную точку. Платон вылетел на улицу и, спотыкаясь, рванул к дому Лии. Впервые в жизни он так приблизился к вожделенному соседнему зданию, но, к сожалению, в не столь романтической обстановке и вообще без возможности что-либо осознать. Дверь в подъезд ожидаемо оказалась распахнутой, а вот квартира девушки на втором этаже была закрыта на ключ изнутри. Огромный кусок железа, отделяющий сладостное прошлое влюбленного человека от отвратительного кошмара будущего, нагло и бездушно смотрел на парня. Платон кричал в замочную скважину в надежде позвать соседок Лии, но, кроме нее, никого дома не оказалось. Он беспомощно кружился на лестничной площадке, пытаясь найти наиболее удачный момент разгона и бил плечом в дверь. Снова и снова ломился в несокрушаемую преграду, шумя, как толпа буйных школьников после первого выпускного, но никто из соседей даже не пошевелился – большинство ушло на концерт живой музыки, а оставшиеся одинокие старики смотрели телевизоры со своими немощно-бестолковыми слуховыми аппаратами, бесполезными в самый нужный момент. Запыхавшегося парня схватили под руки двое подбежавших врачей, в ответ получивших несколько неловких ударов руками и ногами, которые Платон не в силах был остановить. Испуганного молодого человека с легкостью приподняли над полом и, поставив в стороне, чтоб не мешался, быстро открыли дверь специально придуманными для таких случаев отмычками. Медики ринулись внутрь, за ними последовал и пришедший в себя Платон.

Девичья комната лишь поверхностно пыталась скрыть антураж старческого жилища, доставшегося выпускницам детского дома после кончины пожилой пары. Поверх древних обоев, отвлекая внимание от комодов и антресолей, висели плакаты молодежных рок-групп, всюду валялась одноразовая посуда, а многие изломанные части стен закрывали виниловые пластинки. Вместо убранного из центра комнаты в дальний угол телевизора высилась пошарпанная стереосистема, какую у уличных торговцев можно выменять на что угодно, стоит лишь намекнуть. Пытаясь ориентироваться наугад в незнакомой для себя обстановке, Платон быстро нашел сгорбившихся над Лией врачей и наконец-то увидел, как выглядит его самое любимое в жизни окно, в которое он смотрел так много раз, но, впервые оказавшись по другую сторону разделяющей их стены, почувствовал себя попавшим в параллельное измерение, за кулисы спектакля, за полотно популярного фильма и словно проник в личную жизни недоступных публике звезд. Один из медиков поднял девушке голову и зажал пальцем язык, чтобы освободить горло, а второй рассматривал ее зрачки, щупал пульс и мерил давление. Затем он воткнул ей в вену катетер и набрал небольшой шприц крови для анализа, после чего ввел несколько кубиков адреналина. Платон стоял неподвижно, наблюдая за действиями не обращавших на него никакого внимания докторов. Комната Лии выглядела чище, чем у соседок, – закрывать дыры в обоях виниловыми пластинками ей не приходилось, одноразовая посуда аккуратно лежала в углу, а плакаты рок-звезд висели только на одной стене, над кроватью. Все вокруг выглядело идеально, словно парень попал в палату мер и весов, в интерьер эталонной комнаты. Рюкзак с тетрадями девушки лежал у изголовья кровати, вещи были аккуратно сложены в открытом шкафу. На учебном столике, если не считать лужицы ее желудочного сока, находились только кружка с горячим чаем, записная книжка и карандаши. У другой стены ровной стопкой высились накопленные за недолгую жизнь девушки личные вещи – коробки с обувью, бытовая техника, спортивный инвентарь – всё, для чего не нашлось места в тесной торцевой комнатушке самой маленькой квартиры на втором этаже.