Женя Овчаренко - Небо и Твердь. Новая кровь. Часть 1

Вот и сейчас, пускай ночь и не близилась к своему концу, он с чистой совестью покидал учебную комнату, отправляясь навстречу ожидавшему у крыльца товарищу. Эррамуэ, Эррамуэ Лэйо, был единственным молодым уррайо, которому дозволялось обучаться у одних с Анэйэ наставников. Эррамуэ был сыном старого друга Тёмного повелителя, а также риндо наследника Тьмы, и потому обладал особыми привилегиями. С раннего детства он имел возможность ходить во владыческие палаты – во всяком случае, на первый этаж – как к себе домой. Анэйэ и Эррамуэ были не только господином и слугой, но и близкими товарищами, и время после занятий они часто проводили вместе.

Снаружи было холодно, как и всегда. Снег, едва белый, мягко кружась, опускался на резной мрамор перил, и Анэйэ бездумно смахнул его ладонью, спускаясь по крыльцу. Ладонь тут же заледенела. Быстро спрятав руку за складками айише – длиннополого одеяния с просторными рукавами, украшенного вдоль всех вырезов мягко светлеющими во тьме рунами, – Анэйэ остановился на последней ступеньке и прищурил глаза, оглядываясь.

Мимо пропорхала, трепеща крылышками, маленькая птичка-синица. Её пёрышки, обрамлённые по краешкам россыпью светящихся крапинок, мелькнув перед лицом, разогнали непроглядную тьму и позволили сориентироваться в пространстве. На Тёмных Небесах – в Уррэйва особенно – большую часть времени царил непроницаемый мрак. Столица была самой далёкой точкой от сердца Тверди ночью, – когда Луна проходила под ней, снег здесь был чёрен как вороново перо, поскольку ничто не благословляло его. Единственным, что могло осветить улицы города, были звёзды-синицы. В самом сердце Уррэйва, совсем недалеко от Хралуны, палат властителей, они рождались каждую ночь из лунных лучей, проникавших сквозь провал в облаках, на которых стояла столица. Порхая туда-сюда, сидя на крючковатых ветвях луннодрев и распевая свои песенки, юные звёзды разгоняли Небесную Тьму. Если какая-то из них залетала за пределы Уррэйва, она погибала без своей матери-Луны, холодный свет распространялся с кончиков её пёрышек на все крылья, всё туловище – и синица, замирая, навеки оставалась висеть в Небесах, обречённая вдали от родины, но рядом с сотнями мёртвых сестёр освещать чужую землю. Свет дня оттеснял звёздный свет, и каждое утро тела синиц переставали быть видны с Тверди, но, когда Тьма брала своё после заката, мир за пределами Уррэйва вновь покрывался слабыми серебристыми отсветами – тенями сияния мёртвых детей Луны. Пусть твердынцы верят в то, что звёзды – души их мертвецов, но, увы, это вовсе не так.

Каждый из рода уррайо с рождения обладает лучшим зрением, чем любой эвелламе или житель Тверди. Ночью, даже когда рядом нет звёзд-синиц, житель Уррэйва может видеть чёткие очертания предметов вокруг себя, свободно передвигаться, не врезаясь в дома и растения, даже писать и читать. Но у Анэйэ с детства были проблемы с ночным зрением. Его детство в принципе было полно чудных случайностей, и на какое-нибудь из произошедших с ним злоключений можно было спихнуть вину за то, что наследник повелителя Тьмы ориентировался в Тьме не лучше, чем испуганный шакал в лисьей норе. Может, его отвратительное зрение было следствием того, что старшая сестрица уронила его головой вниз, когда ему было пять. Может, всё из-за одного происшествия, когда в младенчестве Анэйэ едва не сверзился с Небес. Пережитый стресс тоже мог сказаться на здоровье. Словом, как бы то ни было, в темноте он был слеп, так что мелькнувшей мимо звёздочке юный уррайо возрадовался, как старой подруге.

– Я вижу тебя, ты здесь, – позвал Анэйэ. – Выходи, мой недостойный брат.

Мальчишеская тень покорно отделилась от сугроба чуть поодаль. Проваливаясь в снег по колено, Эррамуэ приковылял к крыльцу и опёрся о мраморную колонну рукой.

– Думал, я тебя не найду? – склонил голову набок Анэйэ.

– Конечно, – подтвердил Эррамуэ. – Ты бы и не нашёл, если бы не синица. Брат мой, мне ли не знать, как туго у тебя с глазами?

Поёживаясь от холода, Анэйэ спрыгнул со ступеньки вниз, тоже провалившись в снег.

– Может, и так. Но слух-то у меня есть. Синицы не дышат, как и сугробы. А ты дышал, и громко. Твоё дыхание сбивалось, потому что ты хотел от меня спрятаться и напряжённо думал о том, как бы я тебя не обнаружил. И оно доносилось вон оттуда, – он махнул рукой в ту сторону, откуда пришёл к нему друг. – Кроме того, ты явно решил спрятаться только тогда, когда услышал, что я выхожу. Ты резко запрыгнул за сугроб, и твои следы на снегу свежие. Я слышал, как поскрипывают снежинки там, где ты пробежал буквально перед моим появлением. Синица просто осветила контуры твоего тела, но я уже знал, где именно ты находишься.