Катрин Корде - Под пеплом тлеющие угли. По мотивам романа «Три мушкетёра» Александра Дюма-отца

По милости красного герцога я и мама оказались перед лицом нищеты, из-за чего мама была вынуждена пожертвовать на парик цирюльнику свои прекрасные золотые волосы. А я так любила учиться делать маме красивые причёски…

«Ничего, вот отрастут снова у мамочки её волосы, она так просто от меня не отделается!» – случалось промелькнуть в моей голове мечтательной мысли. Свои собственные кудри мне и то не было так жаль, как мамины…

Но когда кончились последние деньги, вырученные с продажи наших волос и маминых драгоценностей с одеждой, тучи над нами сгустились сильнее. Чтобы выжить и прокормить себя и меня, маме приходилось продавать свой труд служанки в трактирах и харчевнях с гостиницами, где нам доводилось останавливаться, не зная к себе пощады и жалости. Не помню, чтобы у неё выдавалась хоть одна спокойная минута для отдыха. Работала мама как проклятая, поэтому и я делала, что могла: готовила еду, мыла посуду и полы, прибирала комнаты постояльцев, бегала по поручениям хозяев, стирала одежду и постели. За труд меня награждали обилием фруктов и сладостей, которыми я делилась с мамой. А то она, сидя на воде и хлебе с сыром, совсем исхудала и побледнела. Так вот и помогала я маме. Правда, она не догадывалась, что я беру на себя часть её работы.

Но когда в один день мама едва не свалилась от смертельной усталости, посреди кухни с недомытым полом, мне надоело помогать исподтишка. Отобрав у мамы ведро и тряпку, я довольно категорично велела ей идти отдыхать; и пригрозив тем, что рассержусь, если вдруг увижу, что она вместо сна полы скоблит на кухне. Я и не знала раньше до этого дня, что могу быть строгой. Я и мама на время поменялись ролями. С самого моего рождения мама заботилась обо мне, любила и оберегала. Всегда была для меня единственным и верным другом. Почему же мне нельзя оберегать маму и точно так же заботиться о ней, как пять лет назад, когда мне довелось выбить бокал с ядовитым вином из её рук?

Мне тогда не было и шести лет. Как-то раз я заигралась в прятки с моей няней, мисс Джейн Блейк, найдя убежище в платяном шкафу, в кабинете дяди – лорда Джорджа Винтера. Уйти не успела – дядюшка пришёл в кабинет раньше, чем даже я могла бы вылезти из шкафа. Достал бутылку бургундского и два бокала, наполнив их и всыпав в один какой-то порошок. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться о назначении того порошка.

– Надеюсь, вино придётся этой суке по вкусу, – процедил он тогда сквозь зубы и вышел, вернувшись уже с мамой, и попросив её подождать в кабинете, а сам вновь куда-то удалился. Но когда мама взяла в руки тот бокал с подмешанным в него порошком, в моей голове будто сработал спусковой крючок. Не помня себя от ужаса, я выскочила из шкафа, толкнув маму столь резко и неожиданно, что она выронила бокал, и он, упав, разбился. Содержимое впитал в себя коврик. Даже сейчас при этих воспоминаниях холод пробирает. Что бы могло случиться, не спрячься я в шкафу тогда, пять лет назад?! Наученная этим случаем, мама спешно перевезла меня в Париж, вместе с няней, подальше от дяди. Купила в столице Франции особняк, в предместье Сен-Жермен. Там я и жила под присмотром слуг, няни и учителей, нанятых мамой.

***

За эти многие месяцы работы в гостиницах и тавернах с трактирами и харчевнями, между мной и мамой словно разгорелось негласное соперничество. Мама будто нарочно проявляла утроенное рвение к работе, отнимая эту самую работу у меня. Я, немного уязвлённая её поведением, старалась во всём маму превзойти.

Но теперь, когда я и мама наконец-то прибыли в Берри, во мне ожила робкая надежда, что все наши беды теперь в прошлом. Влияния этого таинственного графа де Ла Фер достаточно, наверно, чтобы защитить меня и мою маму. Его загадочная личность не могла не тревожить мой ум и не волновать воображение. Надеюсь, мы с мамой у него и останемся погостить. В поместье хорошо и красиво, ко мне добр мой новый знакомый Гримо – слуга графа. Наконец-то у меня и мамы есть шанс пожить спокойно на одном месте. Может быть, я смогу поладить с графом де Ла Фер.

Помогая маме и Гримо нагревать воду для ванны, я строила в своей голове грандиозные и радужные планы. Многие месяцы скитаний едва ли не по всей Франции позади, я с мамой в безопасности, и ничто не сломило нас, мы вместе. Вскоре вода для ванны была нагрета.

– Гримо, будьте добры, принесите чистых простыней и две рубашки, – свою просьбу мама сопроводила чуть усталой, но тёплой улыбкой, делающей её лицо не просто красивым – прекрасным. Глядя на маму – такую прекрасную и нежную, добрую и ласковую, женственную и утончённую, изящную, остроумную и в то же время несгибаемую, я невольно завидовала ей и во многом брала с неё пример. Да, я завидовала своей матери белой завистью, где-то в глубине души считая себя лишь её бледной тенью, как бы мама ни называла меня принцессой или красавицей, её ангелом или солнышком…