Аглая Годар - Кристаллы отраженные

Полчаса езды до сквера. У меня на все про все полчаса. Так тебе, Инночка, и надо! Сама время назначила. Надо дружить с головой, Инночка!

***

Непонятная погода. Солнце жарит, а ветер северный. Я вошла в зеленый шум старого сквера. Ветер был только там наверху, в зеленой ажурной кроне, которую он трепал, гнул, выворачивал, а иногда и ломал себе на потеху. Внизу было тихо и прохладно. Наша скамейка была в дальнем углу слева. За ней стояли кусты сирени, жасмина и шиповника, которые сейчас вовсю цвели. Я даже закрыла глаза, предвкушая удовольствие от беседы, и умиротворение от тихого созерцания природы и осязание волшебных запахов.

– Смотрите! Смотрите! Слепая!

Я открыла глаза и услышала много нелитературных эпитетов и просто бранных слов в свой адрес. На меня смотрело с вызовом пять пар насмешливых глаз подростков. Сколько им? 13,14? Я прислушалась к себе и поняла, что меня не задела их ругань. Тогда что? Жалость. Да, я испытывала к ним жалость. Кто же тут главный? И тут самое худенькое и нежное создание, яркий представитель готической субкультуры (макияж ужасающий), вывалило на меня пару килограммов грязных слов. Как там говорят: «Трехэтажный, пятиэтажный мат».

– Бедные. Вам совсем заняться нечем?

Даже я не ожидала услышать в своем голосе столько тоски и сострадания. А они так и вообще «зависли». Я чуть постояла и пошла дальше. Но что—то сжимало мое сердце: то ли воспоминания, то ли недосказанность. Это бередило мне душу, и я шла все медленней и медленней, и вдруг позади меня, на той самой скамейке, разразился скандал. Я оглянулась. К скамейке подбежал мальчик лет десяти, может чуть старше и, схватив за руку девушку—гота, попытался оттащить ее в сторону выхода. Другая девичья фигура вдруг метнулась вглубь сквера, за ней побежал один, потом бросились все. С чего вдруг? Интересно. Тем не менее, мир вокруг меня поменялся: ветер стих совсем, солнце спряталось за облака. Душно. Очень душно. Вот, впереди наша скамейка. Глаши на ней еще нет. И вдруг тишину сквера разорвал детский вскрик, потом вскрикнули тише. Что это? Я вздрогнула и бросилась бежать в направлении этих страшных звуков.

***

Я слышала крик прямо здесь, у этого дерева! Небольшая поляна, огромный старый дуб и никого! Странно! Я почему—то посмотрела вверх, крона как раз накрывала всю поляну.

– Ну и дуб!

Я обхожу его и вдруг падаю в яму. Нет. В пропасть! Лечу стремительно и долго, и, кажется, что вот сейчас наконец—то упаду и разобьюсь насмерть, но все лечу и лечу.

– Я сплю? Когда же я успела уснуть? Я просто пошла на детский крик.

Какой противный плотный белый туман. Он становится все плотнее, почти упругим. Скорость падения замедляется. Я про это читала. Алиса в стране чудес! И вдруг далеко под ногами – свет.

– Яйцо всмятку! Нет. Цыпленок табака! Боже! Какой же я цыпленок? Курица!

Я зажмуриваюсь, все внутри сжимается в ожидании конца. Туман становится очень тугим, как лиана обвивает мое тело, мягко опуская на траву. Делаю глубокий вздох и открываю глаза. Сижу на зеленой, ярко освещенной солнцем поляне. Прямо перед мной в траве красная, яркая, большая, зрелая земляника. Долго и тупо смотрю на нее. Медленно, со скрипом в мою голову приходит одна единственная мысль: «жива». Потом, поднимаю голову и долго смотрю вверх. Надо мной голубое утреннее небо. Второе глубокомысленное заключение: должна быть дырка. Я долго пытаюсь увидеть ту дырку, из которой я упала. Ничего там не найдя, оглядываюсь по сторонам. Передо мной огромное, неправильной формы поле, окруженное березовой рощей. Ах, вот они где! Далеко слева три фигурки: двое ребят и девочка, а справа: малыш бежит за девочкой, которая заходит в дом. Правильно! Надо идти к дому! Там обязательно будет тот, кто все объяснит! Я встаю и оглядываюсь. За спиной шумит листвой все та же березовая роща. Трава на поле оказывается выше колена, и идти быстро не получается. Выбираюсь на маленькую опушку. Травы на ней почти нет. От количества земляники рябит в глазах. Красиво, но собирать ее, а тем более есть совсем не хочется. Почти посередине сравнительно небольшого пространства стоит огромный пень, а на нем лежат две преогромные гусеницы. Одна подняла голову, как будто прислушиваясь.

– Кто—то прошел рядом.

– Кто здесь может ходить? Не мешай спать.

Другая гусеница перевернула свое толстое тело набок.

«Чего?» – спросила я у себя. «Крыша едет!» – ответила сама себе и внимательно посмотрела на гусениц. Ничего не происходило. Чуть постояв, оглядываюсь по сторонам, чтобы понять куда двигаться дальше.