Максим Макаров - Лапы волчьи, характер русский

– Вы согласны?

Балтик немного изогнул рот, и не стал ничего говорить.

– Видите, вы не знаете.

– А как будто вы – знаете все?! – спросил Полкан.

Пес застыл в гордой позе.

– Спросите меня о чем-нибудь.

– Когда основан Владивосток! – крикнула Маша. Недавно она слушала лекцию об этом.

Пес назвал точную дату, а также первого генерал-губернатора.

– Да!

– А где было то-то и то-то, из Гражданской войны… – заспрашивали парни.

И на эти вопросы он легко ответил. А о чем еще спрашивать, ребята не знают.

Полкан легонько заворчал – он не знал, когда был основан Владивосток, не знал многого, о чем рассказывал пес, эрудированный друг музыканта из консерватории. Именно поэтому Полкан звал его «консерватория». Он хотел задать какой-нибудь каверзный вопрос, где есть не только игра слов, а еще что-нибудь. Он шепчет Балтику:

– Балт, ну хоть ты, ты же самый умный – придумай, что спросить!

Балтик вдруг произнес:

– Не подскажете, что такое притрунар?

– Что?

– Притрунар. – Черный открыл было рот, но сразу же закрыл и принялся думать. Через минуту он произнес:

– Такого слова нет на свете.

– А вот и есть! Притрунар – это Привет Трудовому Народу.

Пес был озадачен.

– Акроним…

– Сами вы – куда-то клоним. Передай своему хозяину, и «кассе» своей («кассой» называют собаку счетовода), что они не катят и не соображают. Про притрунар не знают! А это – очень важно! – сказав так, Полкан был крайне доволен.

Он сам впервые услышал про притрунар, но слово ему сразу понравилось. Ведь они так хотели вместе с Балтиком придумать новое, красивое слово!

– Зато вы точно не знаете, что такое листерия и эхинококк! – заявил пес.

– Очень надо знать! Мы – на охоту сейчас идем! В район за ручьем Крапивным, где рогозы рядом цветут.

– Там же болото! – сказали девочки.

– А мы не боимся! – ответил Полкан, подмигнул Балтику, и они помчались. Надо сказать, они не собирались идти к болоту. Подбежав к чаще, они стали обсуждать.

– Балтфлот, ты видел, как он выпендривается? Перед девочками. Все он, видите ли, знает… а девчонки слушают, открыв рот. А это правда, что он говорил про Владивосток, про войну?

Балтик не мог этого определить точно. Он сказал:

– У него удобная позиция. Концертный пес может говорить все – с умным видом, и поэтому все верят. А он это все может просто выдумывать.

– Конечно, может!

– Признаться, я не понимаю. К товарищам он относится с явным пренебрежением. А они… он им как будто нравится.

– Девчонки любят таких . Нет, мы миллион раз были правы, когда давали Обещание. Пусть они его любят!

Пес музыканта действительно очень умен и эрудирован, содержание многих книг он знает почти наизусть (вряд ли умеет читать, но это не нужно, у него прекрасная память). С таким собеседником интересно поговорить. Но Полкан и Балтик делать этого не станут.

Вечером того же дня они общались с девочками.

– Зачем вы его слушаете?

– Но ведь он так интересно рассказывает! А вы поймали кого-нибудь?

– Поймали… да. – ответил Полкан. – Маш, а тебе не кажется, что он – пижон.

Маша подумала.

– Нет. Он просто очень воспитанный. А что?

Полкан задергал хвостом и не стал ничего говорить.

Он и Балтик решили, что девочек понять невозможно. Впрочем, они никогда с ними не ссорились, и почти не спорили. Лишь один раз серьезно поспорили. На открытой эстраде проходил вечер поэзии, и ребята из компании (преимущественно, девочки) пригласили Балтика с Полканом послушать. Прячась за кустами, в высокой траве, они издалека слышали о чем говорят люди. Вначале была лекция. Потом вышел высокий дяденька, но читать не стал, а объявил «нового поэта». Тот был маленький, взлохмаченный, и рыжий. Не только волосы и лицо, но и куртка, и даже штаны у него были рыже-бежевых оттенков. Поэт стал декламировать.

– Ага-а! Ага-а! Стога! Ха-а! – разносится эхо.

Фамилия поэта – Фурорченко. Вероятно, по-настоящему его зовут не Фурорченко, а Федорченко, или еще как-то, но Балтику послышалось именно «Фурорченко». Поэт сначала читал стоя, а потом стал подскакивать и резко махать руками. Словно желая взлететь, он поднимал невидимые волны, и рубил их – словами:

– Мы же! Вы же! Ниже! Не станем! Только вперед, только вперед!

Его стиль напоминал чем-то Маяковского. Но у Маяковского есть смысл, а тут Балтик никак не мог понять, о чем говорит поэт. Он чувствовал размерность стиха, его ритмику и зов эмоций, но не находил связи между отдельными словами. Фурорченко сиял и падал (на словах), он грохотал, и ему – довольно часто хлопали. Даже до окончания стиха.