Влад Бобровский - Отличники от других… Вторая четверть

– Удивительно безвкусная реклама, – услышал я голос Оксаны.

Она стояла за моей спиной, рассматривая то же, что и я. В руке картонная коробка с дюжиной тонких батареек.

– Это на всю поездку. Для плеера, – словно оправдываясь, пояснила она.

– Отлично! – одобрил я, подумав, что вряд ли она успеет разрядить из этого запаса даже треть, ибо невозможно одновременно разговаривать и слушать музыку. – Давай зайдём в фотоотдел, я плёнки куплю.

– Хорошо, пошли. Я сама фотографировать не люблю, но с удовольствием посмотрю твои снимки, когда вернёмся.

Фасад здания ЦУМа вдоль Проспекта как бы пропускал сквозь себя улицу Шаумяна. Ещё совсем недавно через арку здания проезжали машины. Но городские власти отремонтировали тротуар, положив вместо асфальта тротуарную плитку, и загородили выезд металлическим ограждением с узким проходом для пешеходов. Мы вышли на Проспект, чтобы перейти в южный зал универмага. Оксана по инерции поднялась по лестнице и обернулась лишь на верхней ступеньке в поисках меня или кого-то, кто открыл бы ей тугую стеклянную дверь. Я же невольно остановился на тротуаре. У стены в инвалидном кресле сидел молодой парень без ног. Рукава его камуфляжной куртки с гвардейским значком и скромной орденской планкой, были закатаны по локоть, обнажая внушительные мускулы и страшную, похожую на клешню раздвоенную культю левой руки, обтянутую красноватой кожей. Глаза прикрывали непроницаемо тёмные очки. Его губы тронула улыбка, когда, повернув голову, он увидел Оксану, растерянно стоявшую посреди толпы, стремящейся попасть в универмаг. Правой рукой с татуировкой эмблемы ВДВ парень поправил голубой берет, залихватски прикрывавший правое ухо и часть лица со следами ожогов. Девушка смотрела на него во все глаза. Инвалид снова посмотрел на меня.

– Иди к ней! – вдруг произнёс он. – А то, девушку уведу у тебя.

Голос его звучал глухо, как бы с присвистом из горла. Я смутился, не зная, что ответить. Почувствовал, что не могу пошевелиться, а внутри разливается мерзкий страх. В памяти всплыли обрывки разговоров о покалеченных солдатах, вернувшихся с войны в Афганистане и воспоминания из детства о встреченном у Центрального рынка инвалиде без ног, что передвигался на деревянной тележке, отталкиваясь от асфальта деревяшками, зажатыми в заскорузлых кулаках. Тот тоже был одет в выбеленную солнцем гимнастёрку времён Великой Отечественной войны, на которой при каждом движении позвякивали две потемневшие от времени медали.

– Вы… десантник? – наконец произнёс я дрогнувшим голосом.

– Не дрожи ты так, парень! – подбодрил он меня. – Сейчас уже не страшно. Война далеко. Да, десантник.

– Из Афгана? – еле изрёк я ещё один вопрос, стараясь неотрывно смотреть ему в стёкла очков, чтобы не видеть израненное тело.

– Угадал. А ты в школе учишься?

– Да, в восьмом классе, – ответил я, чувствуя, как проходит шок от первого впечатления.

– Я тоже учился… в восьмом. А, потом в военное училище поступил…. А как её зовут? – кивнул он в сторону спускающейся к нам Чаренцевой.

– Оксана, – снова односложно ответил я.

– Серьёзно? – как будто удивился он. – А тебя?

– Влад.

– А я, Толик, – громче, чем нужно представился парень, в расчёте на то, что услышит и спустившаяся с лестницы одноклассница.

Девушка действительно услышала, подошла вплотную, взяв меня за руку, и с опаской поглядывала то на меня, то на десантника.

– Здравствуйте! – Наконец вымолвила она, пристально рассматривая парня, и я почувствовал, как крепко сжала мне локоть, должно быть, увидев его руку.

Толик, тем временем, ловко всем телом развернулся в кресле, выудил из сумки, висящей за спинкой, гвоздику на длинной ножке и со всей возможной галантностью вручил растерявшейся Чаренцевой.

– Это тебе, Оксана! – улыбнулся он ей.

Улыбка получилась странной, кривой, потому что обожжённая часть лица при этом оставалась неподвижной.

Она неуверенно взяла цветок, автоматически поднесла его к носу и застенчиво улыбнулась.

– Спасибо! – Еле слышно поблагодарила всегда такая смелая, одноклассница, краснея от смущения.

– И вам спасибо, ребята!

– За что? – удивлённо спросили мы почти хором.

Десантник вместо ответа долго вглядывался в наши лица.

– Оксан, слушай, если вы с другом сейчас же не обниметесь, я уведу тебя у него, а потом женюсь, – подзадорил он её сипловатым голосом.

Фраза мне не понравилась своей фамильярностью, но я не мог сделать замечание старшему человеку, да ещё инвалиду. Стоял, как истукан, не зная, как реагировать. Девушка же, ни с того ни с сего, повернулась и, глядя мне в глаза, обхватила руками за шею и притянула к себе так, что наши лица соприкоснулись. Я автоматически шевельнул головой, поцеловав её в щёку, чтобы избежать поцелуя в губы. Манёвр удался, тем не менее, мозг пронзила досада на своё безволие, а тело охватило какое-то оцепенение, которое никак не удавалось с себя стряхнуть.