Алексей Еремин - Переход

Цветов медленно дописал предложение, повернул голову, осматривая кабинет. Челюсть плавно потянуло вниз, он кивнул головой и проглотил зевок. Гриша раскрыл «Дворянское гнездо», из страниц на стол скользнула фотография белой церкви в зелёном поле.

Повернулась Катя Севела, спросила:

– Что читаете?

– Проект нового уголовного кодекса, – ответил Иван.

– А ты?

Гриша поставил на развёрнутые страницы книгу обложкой к Кате. – Ого, – она улыбнулась, – интересно?

– Очень!

– Ну-ну, читайте, – улыбнулась она опять, повернулась спиной в сером свитере, где по оранжевым полочкам скакали белые олени.

Внимание к преподавателю быстро рассеялось; кто-то лёг на парту, зашептались, на листках зачертили игры, зашуршали газеты. Лектор стал постукивать ручкой по столу, приговаривая: – Потише. Потише, пожалуйста. Я понимаю, все мы устали. Так, в том углу сидим, слушаем меня или не слушаем?

Повернулась Наташа, спросила, где Алексей. Гриша ответил, что у зубного врача, распиная пятернёй обложку на парте. – А что случилось? – брови у Наташи взлетели вверх, сложив на лбу мелкие морщинки, а уголки губ опустились ещё ниже. Лицом к окну ухом к Грише повернулась голова Кати.

– Выбили пломбу.

– Ах, боже мой, – прикрыла Наташа рот пухлыми пальцами, густо унизанными разноцветными колечками, – Ты слышала? – толкнула она пальцем в спину Катю.

– Да сам он виноват, – с громким голосом между плечами Ивана и Гриши появилось веснушчатое лицо, – нечего по ночам лазить по чужим районам. Надо же думать!

– Причём он лучше других знает, как опасно в глухих местах, – у него друга закололи ночью на стройке.

– Мы вам не мешаем? – радостным голосом спросил лектор, – может быть нам выйти? – Девушки отвернулись к доске, Цветов взглянув на преподавателя, опустил глаза в книгу, Жора выпрямился, и стал рассматривать, как у лектора сполз синий, скошенный на бок узел галстука, открыв белую пуговку рубашки.

– Итак, мы вынужденно прервались, – он подтолкнул голосом слово вынужденно, кинул взгляд в невозмутимое лицо Жоржа, и пораженчески склонил голову над столом, – продолжим.

К концу лекции у Цветова рука писать устала, и когда объявили перерыв, ручка выпала, как убитый солдат, на изрытое поле листа. Гриша потянул себя за руки вверх, недовольно посмотрел, как Иван острым карандашом приписывает аккуратные строчки на полях проекта уголовного кодекса.

За окном шёл дождь.

В кабинете горел жёлтый свет. В длинной многоэтажной стене зажглись первые окна. В тумане дождя по воде, затопившей асфальтовый двор, шагал сутулый студент в чёрной кепке и пальто. Жора, скучая, медленно переходил от парты к парте. Откинувшись телами к стене, с криками бросали карты друзья Семёна, ударяли от спора ладонями в стол. Катя придавила лбом руки. Цветов сел на место, раскрыл роман.

Вошёл лектор, бесшумно прикрыл дверь. Дверь мгновенно распахнулась, вошёл Жора. За ним ещё несколько человек. Проводив спину Жоржа глазами, побарабанив пальцами по столу, посмотрев на листы на столе, трудовик сказал сипло: «Продолжаем». Он осмотрел класс, кашлянул в кулак, поискал глазами на столе ручку, и сказал громче, унимая разговоры у дальней стены: «Продолжаем! Ита-ак, для начала запишем определение. Данное мной, то есть мной самим, собственноручно, что ли, составленное», – и пригладил локон к макушке. Гриша подпёр кулаком левый висок, закрыв глаза выслушал, как исследования трудового договора помогли лектору стать полнокровным доцентом.

Цветов медленно записывал знания, скучая, создавал орнамент по краям листа, из рисунков скуки, – профиля лектора, колонки повторения слова доцент, вереницы синих кошек, мордочкой в хвост, узора росписи, арабской вязью украсившей нижнюю кромку.

После лекции Жора подошёл к доценту, разложил на его столе громадную тетрадь и стал пальцем указывать сложные строчки. Лектор послушно кивал потной головой, часто приглаживал пропотевший локон, и повернувшись к Жоре, который уже подвинул себе стул и сидел рядом, диктовал ответ. Жора кивал, записывал, спускался глазами по строчкам за новым вопросом, отмеченным чёрным клубком. Гриша, Иван, Катя и Наташа ждали его у дверей, с улыбками обсуждая, как покраснел лектор, как заикаясь говорит, а Жора сидит на его стуле и важно кивает, неторопливо записывает. Наконец они, посмеиваясь над независимым видом Жоры, пошли в столовую.

Как Цветов квалифицирует такой случай. Старушка, просит соседа, – говорит: «напишу письмо, сама мол ухожу из жизни, нет сил жить впроголодь, но Бог не велит себя убивать, ты приди, прикрепи верёвку к потолку, выбей скамейку, а я тебе за это дарственную на комнату отпишу». Он делает, как она просит. Что это, доведение до самоубийства, умышленное убийство, может быть, нет убийства?