Алексей Еремин - Гибельной дорогой

Четырёхглазого дракона с глазами-лазерами мог придумать только человек.

Существом был автомат. Взрывались panzers без экипажей. Погибшие солдаты были биомашинами.

Дорогие учения.

Отличная пехота способная победить любые неожиданности. Верная тактика, мощная атака. Прекрасная уnиforma, доказавшая свою мощь на пиратских базах и в планетарных бунтах. Но кто знал тогда, сколь бесполезно всё это в будущей войне…

И напротив, сколь значимы мои жалкие сомнения перед атакой.

С приближением даты отлёта напряжённость работы возрастала. Дни проходили в проверках подчинённых мне отделов. Неделями сотрудники службы контакта жили рядом друг с другом, вырабатывая слаженность механизма. Как детали в моторе они притирались друг к другу. Контролируя их работу, я с психологами отслеживал роль каждого человека в коллективе, скрытые противоречия, подавленные антипатии, – внутренне напряжение в критический момент могло разорвать экипаж, как ядерный реактор. Одного из сотрудников пришлось отчислить, – ни её блестящий ум, ни огромные знания не стоят внутренних конфликтов при инопланетном контакте.

Вечерами, когда удавалось выкроить свободное время, капитан Трубецкой, судовой врач Кирилл Небойсягрязи и я собирались втроём распить бутылку драгоценного земного вина. В уютном баре МЦИК в отдельном кабинете мы возлежали на креслах, принимавших формы наших тел. Наш капитан, большой человек с густыми русыми волосами высокой волной уходившими к затылку, с усами и короткой русой бородой, с соразмерными чертами лица, всегда был немногословен. Потому мысли его всегда были точны, а гипотезы свежи и неожиданны.

Противоположностью был разговорчивый Небойсягрязи. По последней моде обритый наголо, но с тёмными узорами подращенных на сантиметр волос, что покрывали растительным орнаментом лысую голову. На тёмном лице светилась подковка усов выбеленной кожи, к правому уху поднималась по загорелым ступенькам лесенка незагорелых полосок. Надув вином щёки он маленькими глотками толкал вниз кадык, который всплывал, словно поплавок, Кирия замирал, наслаждаясь эхом вкуса, и начинал говорить, задавая тему наших бесед.

Конечно, больше всего мы говорили о системе Жёлтого Дракона. За два с половиной века исследований глубокого космоса человек ещё не сталкивался с цивилизацией освоившей межпланетные путешествия.

Никто из нас не нашёл определённый ответ на загадку Линь Цзе Сюй, но единогласно решили, что есть тайна в системе Жёлтого Дракона. Все мы хотели разгадать её; природное любопытство, – эхо творческого начала человека, опасение неизвестного, впитанное генами за тысячи лет выживания, притягивали нас, словно песни Сирен мореходов к гибельным скалам.

Расслабленные и усталые мы сидели молча, попивая вино маленькими глотками, чувствуя его удивительный земной вкус, отличный от американских, азиатских и сибирских вин. Каждый думал о своём. Наконец забыв о предполётной подготовке, о Жёлтом Драконе, я вспоминал детей, думал о Елене.

В те дни в мыслях не было никакого страха за их судьбы от полёта к Жёлтому Дракону, никакого предчувствия, что poиsk станет роковым в наших судьбах. Тогда я удивлялся, что во мне возродилась юношеская душа: никакого влечения к Лене я не испытывал, больше того, мысль о близости казалась мне нечистой. Я любил её любованием и восхищением. С усмешкой пожившего думал о том, что теперь единственным и совершенным счастьем для меня стало быть рядом с ней, видеть, как в задумчивости глаза её застывают в сибирский гранит, а мизинец помещается в уголке ровных губ, как улыбка за мгновение преображает её серьёзное лицо, как по-детски светятся розовым светом раковины её ушей, как размышляя, она приподнимает со лба волосы ладонью, а над переносицей играют клавиши морщин, как стыдливо хохочет, закрывая ладонями лицо, и что нет у неё татуировок на пальцах, не накрашены ногти, не выбриты узоры в волосах, нет украшений на лице и шее, и она естественно прекрасна, как степной сибирский пейзаж у тихого озера её родины.

Краснею и прячу глаза, встретив её внимательный и неподвижный взгляд. После него как-то глупо давать ей задания или спрашивать о результатах исследования социальной структуры Fad. Чувствовать преклонение перед ней было восхитительно и стыдно. Стыдно тем сильнее, что она понимала меня. В её серьёзном или весёлом взгляде я видел отражение своего волнения. Это было словно голым выйти в театр. Она понимала меня, я же не знал её мыслей. Она всегда была дружелюбна и приветлива, но держала дистанцию подчинённого лица.