Судя по лицу женщины, о ночном похождении ей было прекрасно известно. Однако ничего она про то не сказала. Лишь, как будто рассуждала вслух, говорила, насколько безнравственны нынче могут быть дети. Витьке и Витальке от этого совсем совестно стало, но оба промолчали. Не виниться же? Не объяснять, коли самому Грызню тайну хранить обещались?
На завтрак мать не спустилась, ей по-прежнему было нехорошо. Мальчиков это встревожило, конечно, но в остальном они даже порадовались. Им намного легче было терпеть на себе пристальные и неприязненные взгляды болезненно бледного Грызня, нежели признаваться единственному родному человеку, что никакого подарка в такой день у них так и нет. Даже на улицу теперь не выйти с клумбы какой-либо осунувшийся цветочек сорвать.
– Я долго об этом думал, – ближе к концу завтрака всё же сказал строгим голосом Грызень, – и решил – не могу я просто так кое‑чего забыть и спустить вам с рук. Поэтому знайте, если в ближайшую неделю узнаю, что вы в моё отсутствие снова на улицы играть улизнули, то, даже если мать вам это разрешила, а хорошего ничего не ждите. Всё вам ясно?
– Да, Ваша милость.
– Тогда идите в учебную и скажите господину Тихонову, чтобы он первым делом спустился в мой кабинет. Мне думается, стоит углубить вашу учебную программу дополнительными уроками, и я хочу знать, насколько он способен вести их.
Новость была ужасная! Витальке и Витьке и так учебных занятий хватало. Часов по шесть они на них тратили. Ягодицы болели по столько времени-то на стульях сидеть, а мерзкий Грызень ещё чего-то выдумал! Издевается.
– Наверняка словесности будет больше, – печально вздохнул Виталик, но не угадал.
Отчего-то господин Тихонов, когда вернулся в учебную, заменил первый урок словесности на рисование. Оно не особо нравилось и давалось мальчикам, но сегодня братья уроку порадовались. Учитель предложил им научиться делать открытки своими руками.
Физические последствия трансформации давно прошли, но всё равно оставили в памяти Людвига неизгладимое впечатление. Ему даже пришлось взять несколько выходных по причине болезни. И хорошо, что не только обычная записка удовлетворила ректора, но и никто из коллег не вздумал его навестить. Состояние у него было очень дурное, а аура тела выдавала использование некромантии с головой. Так что Людвиг безвылазно сидел дома, стараясь исподволь наказать пасынков за «Вознесенское» кладбище так, как только возможно. В эту неделю он к ним придирался во всём, искренне считая, что они этого заслужили.
Ещё бы! Додуматься могилы грабить!
А уж его тем на какое дурное дело подтолкнули! Вызов низшего владыки в собственном жилище это не шутка. Ох, хорошо, что инквизиторы уже как полвека пыл свой утихомирили и не шастают с дотошными проверками по всем улицам. А то отец, помнится, рассказывал, как в его молодости…
Некромантией семейство Верфайеров занималось уже не четыре поколения подряд как магией огня, а все пятнадцать. И слава всему сущему, прадед Людвига оказался разумным человеком. Он, будучи ещё студентом, своевременно увидел тенденцию в изменениях общественных взглядов и по этой причине после первого курса сменил специализацию. В глазах общества он стал пиромантом. Кроме того, наследника своего уму-разуму тоже научил. Так что к началу рассвета массовых репрессий к графскому роду у инквизиции претензий никаких не возникло. Ну, занимались предки чёрной магией, так тогда она разрешена была. Что с того? Ведь нынешнее поколение, полностью поддерживая политику государства, отнюдь не стремится с противоестественной ересью дел иметь. Таким образом все вероятные проблемы обошли Верфайеров стороной. Но это не значит, что они забыли про древнее искусство предков. Наоборот, тайно от отца к сыну опасное знание передавалось в полной мере. Причём досконально, чтобы не забыть ни одного древнего секрета. Делом чести стало сохранить в роду все крупицы знания! И оттого в некромантии нынешний виконт Даглицкий разбирался в разы лучше, чем в магии огня, хотя к последней его способности были значительно выше. Но о том знал лишь один единственный сторонний человек – его друг Сириус. Сложно скрыть что-то подобное от кого-то, обладающего столь чутким восприятием к чужой магии. Однако других посвящённых в тайну не было. Даже сестра Шарлотта оказалась в неведении. Людвиг Старший не раскрыл дочери ни одного секрета, зная, что ей предстоит влиться в чужой род. А брат никогда не стремился с ней общаться. Тем более на такие опасные темы.
Читать дальше