Екатерина Гликен - Морок

– Пошли вон! Все вон! – королева кинула серебряной вилкой в толпу танцующих.

Оркестр осекся всего на мгновение, свирель издала протяжный, удивленный звук. Но вскоре все продолжилось с тем же жаром и пылом, что и за секунду до паузы.

К выходкам стареющей безобразницы все давно привыкли

– Сударыня, Рогнеда скончалась, – склонился к Евтельмине долговязый математик.

Королева приняла скорбное выражение лица и уже приготовилась сказать традиционное «все мы смертны», но задумалась.

Сломанный в районе поясницы в форме прямого угла математик застыл над ней с приготовленным понимающим лицом.

– Кто такая Рогнеда? – медленно проговорила Евтельмина

– Нянька…

– Нянька сдохла хвост облез, – как-то машинально пропела королева…

***

Иннокентий спускался в сырость винного погреба, увлеченный мыслями о будущей славе, тщательно продумывая свое поведение в случае, если его объявят героем.

– Нет-нет, – милосердно говаривал он собравшейся толпе. – Ну что вы, – тихонько смеялся Иннокентий и тискал толстых розовых младенцев, которые тянули к нему свои пухленькие ручонки, вырываясь из объятий молодых матерей, почти вплотную придвинувшихся к нему и в восхищении желающих стать еще ближе к великолепному юноше. – Что вы? Что вы? Совсем я не герой, герои – это вы. Наши любимые тетушки и матушки, невесты и дочери. Вы, те самые, которые ждут нас ночами!

Воображаемая толпа обступала Иннокентия, уже явно чувствовались все запахи крестьянского тяжелого труда. Сильнее и сильнее ударял в нос пот, жаркий, удушливый запах крови становился явственнее. Иннокентий старался быть выше этого и не прикрывать нос от чудовищной вони, которая шла от окруживших его жителей деревни. Нельзя было показать, что они ниже его. Однако запах становился все назойливее.

Вдруг раздался тяжелый звук, как будто дубовую дверь, окованную железом, со всей силы закрыли. Иннокентий прервал свою вымышленную речь перед обожателями. Действительность поразила его, он догадался, что запах, мучавший его обоняние, происходил не от толпы вовсе, и, вообще, не был выдумкой.

Он стоял посреди грязного полутемного подвала, где на самом деле пахло затхлой кровью и потом.

– Как это можно содержать в такой нечистоте винный погреб, – подивился Иннокентий и попытался отыскать проход к бочкам, хранившим в пузе игристые зелья.

Думать о плохом сейчас, когда жизнь открывала перед ним тысячи дорог, наконец-то давала ему шанс и помощника воплотить в реальность всё, о чем он мечтал, не хотелось. Иннокентий старался не смотреть на пол, заляпанный кровью, не разглядывать, обо что там в полутьме споткнулся. К дурманящему запаху он почти привык.

– В конце концов, хорош герой, испугался подвала, – подбодрил себя Иннокентий вслух и постарался рассмеяться.

И действительно, на какое-то время это вернуло ему бодрость духа. Как же мог запаниковать тот, в кого поверил старый прожженный Казимир. Нет, опытный вояка не мог ошибаться. И уж если он выбрал Иннокентия, значит в Иннокентии что-то было. Нельзя допускать и мысли о трусости, ведь такими мыслями только подведешь Казимира, испытанного и закаленного в боях, выбравшего именно его и поверившего в него.

Терпеть вонь и прогонять страх стало в разы проще, когда Иннокентий стал делать это не для себя, а ради старшего товарища. Того, что несколько мгновений назад пугало, теперь хотелось еще и еще, на место страха явился теперь раж: хотелось, чтобы испытаний стало намного больше, чтобы Казимир мог бы гордиться своим избранником. Вот уж верно, ведь Казимир-то точно знает, что в подвале у корчмаря, и, наверняка, хитрец и отправил его сюда, чтобы испытать: а не ошибся ли он в юноше.

– Нет! Не ошибся, Казимир! – почти выкрикнул Иннокентий и сделал решительный широкий шаг вперед.

Тут же он почувствовал, что угодил во что-то мягкое.

«Не смотри!» – услышал юноша приказ внутри себя. И тут же сам с собой поругался: «Ну и хорош ты, паря, если испугался того, что лежит на полу. Стыдоба, посмотри, что там, что как девка-то?»

Ужасная, страшная догадка поднималась из недр желудка, оставляя за собой бурление в области живота, она практически докатилась до горла, застряв в нем криком ужаса и распухая, занимая собой весь путь движения воздуха, просясь наружу любым способом.

Иннокентий решительно наклонился и поднял то, что заставило его остановиться. «Рука?» – удивленно переспросил внутренний голос. – «А монстры?»