Александр Линевский - Всемирный следопыт, 1930 № 03

Однако, вернемся к рассказу.

Станция Ломакина, Средне-Азиатской железной дороги, и кишлаки Каштал и Арават, соединенные на карте прямыми линиями, образ, от прямоугольный треугольник, смотрящий ломакинским острым углом на север. Волнистая степь вплотную подходит к южному катету Каштал — Арават, и сейчас же за ним резко вздымается вверх хаосом предгорий Тянь-Шянь.

Сегодня в Аравате базар. С раннего утра чадят жаровни с шашлыком. Тонкими голубыми струйками вьются дымки из огромных самоваров в чай-хане. На сухом пригорке расположились торговцы специями: перец черный и красный, купорос, золотистый ждан, краски, мотки шелка и ваты… Вокруг пригорков море цветистых халатов, белых, серых, зеленых, полосатые чалмы, конские головы, ишаки. Невдалеке, дежа $смакуют жвачку горбатые верблюды.

Базар в восточном захолустье — это клуб. Едва ли десятая часть толпы намерена что-либо купить. Остальные смотрят, пьют, едят и разговаривают. Разговор — это главное. На восточном базаре вы узнаете тысячи новостей: вам расскажут, что делается в далеком Хороге, отрезанном снеговыми перевалами, вы познакомитесь с подноготной всех окрестных кишлаков, даже из таинственной Мачи — горного кольца, занятого бандитами, — донесется до вас свежая весть.

Уже темнело, когда из чайханы вышел Вагин. Только что он законтрактовал обоз для перевозки сена. Завтра чуть свет прессованные тюки заколышутся на высоких арбах по дороге на станцию; оттуда по рельсам покатятся в Самарканд.

Вагин не без труда отыскал в гуще базара свою лошадь, осторожно выбрался «из людского водоворота и облегченно вздохнул, миновав последние кишлачные постройки. Солнце село, и необыкновенно теплый и тихий весенний вечер нежил всадника. Вагин пустил коня рысью. Слева, из-за далеких холмов донесся свисток поезда.

От Аравата до Каштана около шести километров. На середине пути совсем стемнело, и контуры гор слились с окружающим мраком. Вагин заметил огонь «справа. Не колыхаясь, он плыл шагах в тридцати около дороги, не отставал и не перегонял всадника. Вагин перевел коня о рыси на шаг. Огонь также замедлил бег, равняясь по лошади. Он горел ярко, как уличный керосиновый фонарь. Навязчиво напрашивалось предположение, что кто-то едет по дороге с фонарем. Вагин приготовился было сбросить карабин с плеча, но уши коня успокоили его.

В степи, полной неожиданных опасностей, лошадь — лучший советник. Чувства у животного развиты острее, чем у человека. О всем враждебном конь сигнализирует ушами. Нужно уметь читать эту грамоту. Если путь свободен, уши спокойны; они лишь попеременно «оглядываются» назад и слушают — все ли в порядке. Но вот на дороге что-то есть. Уши дернулись вперед и напряженно застыли. Теперь смотри, всадник! Может быть пугливо шарахнется в сторону жалкий шакал, а может быть хлеснет навстречу огненной струей смерти двуногий волк-басмач.

Но сейчас конь спокойно водил ушами, и рука Вагина, тянувшаяся к карабину, тихо опустилась на бедро. Чувство осторожности уступило место любопытству. Вагин начал внимательно присматриваться к странному явлению природы. «Как есть керосиновая лампа горит. А ну, попробуем обогнать эту диковину!» Удар нагайки заставил коня вытянуться в струну, и четкая дробь полевого галопа сменила ритмичное шлепанье копыт на шагу. Огонь в свою очередь ожил и понесся. На перекрестке дорог, в низине, под дикий хохот-вой-плач шакалов родились еще два новых огня; немного позже — четвертый. Это была веселая игра. Огни бежали, отставали, заскакивали вперед, кружились, одинаковые, как братья, горящие ровным ярким сиянием. Ватину порой становилось жутко от этих непрошенных попутчиков, но в то же время он не мог ими не любоваться. Для пробы задерживал коня — огни уменьшали свой бег, пускал лошадь карьером — огни также мчались. Попробовал свернуть с дороги прямо на огонь — тот дипломатично уклонился, а затем внезапно затух. Ближе 25–30 шагов огни не подпускали к себе.

Показался кишлак. Дружным хором отозвались собаки на конский топот.

Вагин расседлал вспотевшего скакуна, дал ему сена и взобрался на плоскую крышу своей кибитки. Под ним расстилалась во тьме необъятная степь, и десятками светлых точек горели на ней огни. Степь спала, чудно иллюминованная неведомым явлением природы.