Александр Линевский - Всемирный следопыт, 1930 № 03

«Она вернется. Белая Дженни вернется».

Снова на город надвинулись колчаковцы. Итальянец добровольно взялся за лопату и примкнул к людям, роющим окопы. Потом он помогал санитаркам в лазарете, стоял на часах, чистил картошку кашеварам, варившим постные щи молодой республики. На черной потертой бархатной блузе итальянца краснела звездочка — знак нового мира и ненависти к похитителям белой красавицы Дженни.

Цирка не было. Люди из труппы пристроились кто куда. Когда к штабу под конвоем приводили перебежчиков или пленных, итальянец протискивался к бывшим колчаковцам и, делая умоляющее лицо, торопливо расспрашивал о Дженни. Однажды, когда итальянец бродил по окраине городка, стальным клекотом взмыл пулемет, ухнули трехдюймовки и начался бой за обладание городом.

Шальная пуля раскроила череп старого циркача, и он, взмахнув руками, упал навзничь, унося в могилу тоску по белой Дженни.

А через день белая Дженни прискакала в город одна, без седока — вся порыв, вся гнев, вся боевая отвага.

Лошадь искала хозяина, тосковала и, может быть, плакала крупными лошадиными слезами. И вот в багровых заревах затрубили горнисты сбор, и Дженни встала покорно под седло командира ударного Семидольского полка. У командира была черная бесшабашная папаха с кумачовой звездой, неуемный веселый нрав и усы, как клубы черного дыма. Полк выступал в поход, и впереди живым куском грядущих легенд ехал черноусый комполка на белой Дженни.

На третий день похода открылись изумительные качества белой командирской лошади. Когда грянули на привале залихватские гармоники и запела ребятня про «мундир английской, погон российский, табак японский…» — лошадь командира засмеялась так, как смеются люди. Потом, на удивление бойцов, лошадь разъярилась, затем заплакала и, наконец, встав на задние ноги, прошла кругом, вызвав бурные восторги семидольцев.

Красноармейцы вынесли постановление: увеличить паек командирской лошади и чистить ее дважды в день со всей тщательностью мирного времени.

И начался сказочный рейд Семидольского ударного полка; в трудные минуты смеялась по-человечески белая лошадь, которую называли уже не Дженни, а Сивка-Бурка.

Усталые после перехода красноармейцы ежедневно чистили Сивку-Бурку и задавали ей отборный корм; красноармейское одеяло служило ей вместо попоны. На привалах Сивка-Бурка под музыку пензенских балалаечников и рязанских гармонистов выступала как некогда в цирке. Без кричащих букв на афишах слава ее гремела по фронту, и бойцы других полков приходили посмотреть на диковинную белую лошадь. Бойцы-семидольцы души не чаяли в Сивке-Бурке. И настал день, когда полк доказал на деле свою любовь к белой лошади.

Дело было так.

Полк стоял на пути к городу Бор. В Бору засели крупные силы белых, городок был укреплен. На привале семидольцы обнаружили, что Сивка-Бурка расковалась. Отпали две подковы купеческого серебра и закачалась третья…

Кузни поблизости не было, и бойцы забеспокоились. В какой-то удалой голове возникла мысль — кузня есть в Бору.

И потекли в полку разговоры, что нечего времени терять, что надо взять Бор немедленно, что Сивка-Бурка не может быть неподкованной. И сказал полк командиру и комиссару:

— Даешь Бор!

Командир и комиссар переглянулись.

К ночи направилась в Бор разведка. На рассвете Бор атаковали врасплох. Артиллерия и обоз колчаковских бригад остались в Бору, а колчаковцы бежали. Изумленные обыватели Бора долго не могли понять: почему победители-красноармейцы торопливо наперебой расспрашивают, где кузня. И еще гремел, угасая, бой на окраинах города, когда в борской черномазой кузне подковывали Сивку-Бурку на три ноги. На четвертой осталась подкова купеческого серебра…

На площади, реющей пурпурными знаменами, комполка громыхнул речью, в которой Сивка-Бурка, героиня похода, была не на последнем месте. Борские обыватели в первый и последний раз за свою мирную кулебячью и перинную жизнь слышали, как орали ералашные глотки «ура» белому диковинному коню…

Костер уже не горел, а чуть-чуть тлел. Повидимому, широкоплечий куда-то торопился и, увлекшись рассказом, опоздал. Он быстро посмотрел на часы и свистнул. Покорно, но с достоинством, подошла на свист бывшая Дженни — Сивка-Бурка. Уже с седла великан попрощался: