Абрахам Меррит - Мир приключений, 1929 № 05-06

За него это сделал другой. Никто не заметил, как подобрался артиллерист к распределительной доске Электростанции, кошачьим прыжком кинулся к рубильнику, включил его. Застыли подводники, замерли совсем на изнанку красные, мутные глаза. Громом пророкотал выстрел комиссара. Не промахивался комиссар в белогвардейцев, не одному годков поубавил, а теперь на своего дрогнула рука, промахнулся комиссар. Пуля, отбив кусок мрамора, дзигнула в корпус, и, свистя, отлетела рикошетом.

Вспыхнула хриплая ругань. Плевки белой, пузыристой пены, хриплое дыхание, нечеловеческий крик, топот, возня…

Взвизгнули яростно моторы, «Ерш» задрожал. Винты рванули, что-то хлестнуло, проурчало, заскребло, будто злобные железные пальцы морского чудовища яростно рвали обшивку «Ерша». Опять застыли винты, опять рванули, натужились последний раз и загудели ровным, монотонным гулом. Заработали винты, перервав стальной трос мины. Мощный удар сотряс заградитель. Освободившаяся мина ударила о рубку. Боцман крепче зажмурил глаза. Комиссар еще шире улыбнулся. Командир вытащил часы.

— Вот… вот… прощай все!

Прошел миг, второй, и на третий закричал радостно рулевой:

— Продолжаем всплывать!

Подводники не знали, чему верить, кого слушать. В углу заградителя двое, закинув головы, хрипя, выпуская потоки слюны, осели на палубу. Артиллерист пришел в себя. Связанный, он кусал губы, виновато улыбался и все твердил:

— Виноват… нечаянно… больше не буду!

Боцман открыл глаза, комиссар нахмурился.

Командир, уткнувшись в иллюминатор, ничего кроме серого зеленевшего сумрака не увидел. Он радостно улыбнулся и закричал, как мальчишка:

— Полный, полный вперед!

Вместе с воем электромотора возбужденно захрипели голоса:

— Есть, есть!

Рулевой чувствует, как мокнут щеки и солоно на губах. Оглядывается кругом. У всех влажные глаза, горящие буйной, радостной жизнью, чудовищным восторгом.

— 39… 37… 30!

Радостным голосом кричит рулевой. Он чуть не пляшет у штурвала, приседая при каждом выкрике. В перископ полоснул свет. Командир впился в холодное стекло иллюминатора. Невдалеке от «Ерша» медленно, величаво крутилась огромным черным шаром мина. «Ерш», идя по перископу, несся прямо на нее.

— Право руля… Еще, еще!

— Есть право, — сипит боцман.

Море спокойно, малюсенькая ровная зыбь, и на краю горизонта пылает пламенем золотой диск солнца.

— Всплывай!

— Есть.

— Пошла помпа!

Нажали рычаги торпедисты, и когда послышалось характерное бульканье, долгожданный шумок за бортом, осел один на рычаги и тихонько захныкал. Другой оттолкнул его и крикнул:

— Работает помпа!

По палубе захлюпала вода и было это хлюпанье слаще и дороже всех земных звуков. Командир смотрит на часы.

— 8 часов вечера… Ну и молодцы, ребятки! 26 часов, да ведь это же рекорд, — думает он и чувствует, как от этого рекорда в глазах вертятся огненные круги и пляшут разноцветные мухи. Десятки воспаленных мутных глаз глядят на командира. Слышит он невыносимый хрип команды и свой такой же. Открыта вентиляция рубочного люка. Холодной стрелой вливается воздух в лодку. Жадно пьют его сухие глотки. Открываются люки. Плотной тяжелой массой выстреливает воздух. Он давит на уши, гонит слюну и благодатно живительно опиваются им люди до одурения. «Ерш» всплыл.

— Стоп моторы!

Частая дробь подошв обрадовавшихся людей по железному трапу. Все вдруг сразу вспоминают, как невыносимо хочется курить. Тарахтят спичками, просыпают махорку, с оглоблю свертывают козьи ножки, набивают трубки.

— Пф-ф-у-у! От-то, как славно!

Море играет мириадами бликов. Золотой шар солнца неохотно закатывается за ясный горизонт, забегая за облака малиновым пожарищем. С моря тянет запахом меда от прелых морских растений. Блаженно дышат уставшие груди. Люди благодушно поругивают черную неуклюжую мину. У орудий завозились артиллеристы. Как спокойно, словно, не было ничего полчаса назад!

Рявкнули залпы орудий и дернуло вечерний тихий воздух… Чудовищный взрыв. Осколки мины падают в воду, черный дым низко стелется по спокойному морю.

Через полчаса опять зарычали дизеля на «Ерше», опять стелилась за кормой дорога забортной струи. Улюлюкая, «Ерш» протяжно завыл сиреной.

Впереди вставали желанные берега.