Олег Губайдулин - Палач демона

Забравшись в окно первого этажа, он до смерти перепугал хозяев. Купцу на вид было лет около пятидесяти пяти, а его супруге чуточку меньше. Облаченный в синий парчовый халат владелец особняка, как сидел в кресле с трубкой зубах, так при виде есаула чуть было ею и не подавился.

– Кто вы?! Чего надо?! – дрожащим голосом спросил он незваного гостя. Хозяйка, оказавшаяся намного смелее своего супруга, вдруг запустила в незнакомца большой фарфоровой вазой. Причем так ловко, что офицер даже не успел увернуться. От серьезного ранения его спасла лишь косматая папаха.

– Ты, что, тетка, убить меня хочешь? – потирая ушибленный висок, спросил Маматов.

В ответ женщина, поправив свой кружевной чепец, ответила: " А чтоб ты, сдох бандит!»

– Тихо, тихо, Марья Степановна! – запричитал купец. Не злите молодого человека! Если надо что-то, берите, только не убивайте нас! – обратился он к гостю.

– Ну, конечно, Матвей Иваныч, вы уже обосрамшись! – презрительно скривила тонкие губы купчиха, с неудовольствием глядя на своего мужа. А кто намедни грозился, мол, ежели придут большевики за казной, то перестреляю их всех к чертям собачьим?!

– Не говорил я такого, Марья Степановна, не выдумывайте! – горячо возразил хозяин, с опаской глядя на реакцию гостя. Возможно, он не разглядел, что перед ним царский офицер и дико боялся, что этот гость пришел от новой власти.

– Да, успокойтесь вы! – махнул на них рукой тот. – Никого убивать не стану, дайте только пару деньков у вас перекантоваться. Но если сдать меня красным вздумаете, то не взыщите! – есаул угрожающе звякнул своей шашкой.

– В доме есть еще кто?

– Нет, – дружно замотали головами хозяева. Аглашка, служанка наша, со своим хахелем третьего дня сбежала и часы каминные стащила, стерва! – выругалась Марья Степановна. Да мы сами, с Матвей Иванычем тоже бежать собрались от извергов энтих!

– Правильно, – пролетарии купцов тоже не жалуют, – усмехнулся есаул. Вы там сделайте все свои дела, в нужник сходите, – сказал Константин Евгеньевич. А после я вас свяжу, не взыщите. На всякий случай, чтоб не удумали чего.

Проведя две ночи с владельцами особняка, он, напоследок, заставил их поделиться деньгами. Надо сказать, убедить их в этом оказалось совсем нелегко. Но, пригрозив хозяевам в очередной раз, он смог разжиться не только довольно солидной денежной суммой, но и выбрал себе сносную одежду из купеческого гардероба. Согласитесь, расправившись с тремя представителями новой власти, показываться на улице в шинели с офицерскими погонами и в очень приметной папахе было бы равносильно самоубийству. Поэтому есаул оставил в доме купца папаху, шинель, мундир и синие шаровары с красными лампасами Всевеликаго войска донского. А сам облачился в широкие серые плисовые брюки, заправив их в свои, начищенные до блеска, хромовые сапоги. Картину перевоплощения дополнили двубортный синий пиджак и длинный черный сюртук. На голову он водрузил серый картуз. Но, едва увидев свое отражение в старом, засиженном мухами зеркале в спальне хозяйки, с досадой плюнул на дорогой персидский ковер и злобно выругался: " Чучело, ну право, чучело!»

Однако, деваться было некуда. Константин Евгеньевич, вспомнив о своих приметных черных усах, пошел в ванную и начисто их сбрил. Теперь, когда он ничем особым не выделялся из городской толпы, можно было отправляться на вокзал.

– Хозяйка! – позвал он.

– Чего тебе еще, ирод ты окаянный?! – прозвучало в ответ.

– Не будет ли у вас какой-нибудь красной ленточки? – поинтересовался офицер. Ленту требуемого цвета отыскали среди прочих на летней шляпке купчихи. Константин Евгеньевич, чертыхаясь на чем свет стоит, прицепил ее булавкой к своему сюртуку.

– Пролетарий ты, ну просто вылитый большевик! – со сладкой издевкой произнесла Марья Степановна.

– Да ну вас всех к бесу! – так своеобразно поблагодарив купеческую чету за гостеприимство, незваный гость спросил напоследок: " Шашку мою возьмете на сохранение?»

– К чему нам она? – пожала плечами хозяйка. Забирай, забирай с собой страсть эту!

– Ну, уж нет, Марья Степановна! – возразил хозяин дома. Она же как плата за все наши страдания и неудобства. Давай сюда, вещь знатная, сгодится! За нее кучу денег выручить можно…

– Нет! – вскинулся есаул. Попробуй только продать ее, нутро суконное! Я из тебя душу выну! Потом за ней обязательно вернусь.

Сокрушаясь по поводу того, что шататься с такой заметной шашкой по улицам города, где большевиков пруд пруди, просто невозможно, Константин Евгеньевич оставил ее в прихожей. А сам отправился на вокзал.