Рабочие между тем тоже начали просыпаться. Сладко потягиваясь, они выходили на солнечную поляну. Васильич, который на привалах обычно держался ближе к Звереву, первым обнаружил отсутствие проводника.
— И где его, старого, носит, — угрюмо проворчал Бедокур.
— Загулял, не иначе. Пестуна, поди, подстрелил. Придется идти помогать. — За шуткой Корпев скрывал тревогу.
Когда окончился завтрак, он отвел в сторону Бедокура.
— Я с Василием и Рубцовым иду на Медную гору. Ты останешься за начальника. Смотри, чтобы все в порядке было. Сам знаешь, до лагеря семь дней киселя хлебать, а продуктов много-много дней на шесть осталось.
— Как можно, Андрей Михайлыч, мне… — Бедокур оборвал фразу и отвернулся. Ведь начальник знает, что когда-то он был шаромыжником, и все-таки доверяет ему людей, продукты и, в конечном счете, — судьбу головного отряда экспедиции… Как сквозь сон, до сознания Бедокура доходили слова Корнева:
— Если старик придет, скажи, что я ему запретил уходить. Пусть дожидается. Людей не распускай. Понял?
— Все в порядке будет. Не сомневайся, начальник.
Корнев, Рубцов и Вася Круглов, вымокнув по пояс, переправились через быстрый поток. Затем они пересекли лесной кряж и спустились в тенистую лощину, в которую редко заглядывало солнце. Приземистый ивняк широко разросся во все стороны, а гнилая зацветшая вода мутно блестела между кочек. Отсюда начинался подъем на Медную гору.
— Ну что ж, пошли, — радостно усмехнулся Вася и стал торопливо взбираться на крутой склон.
— Тише, тише. Испортишь дыхание, — удерживал Корнев нетерпеливого парня. Сам он, как всегда, поднимался ровным замедленным шагом и вполголоса насвистывал любимую арию. Только чаще, чем обычно, останавливался у обнажений и долго рассматривал отколоченные куски породы. Потом разочарованно откидывал их в сторону и нагонял товарищей.
На середине горы к нему подбежал Вася. По-детски возбужденное лицо его раскраснелось, из-под сдвинутой набок фуражки стекали крупные капли пота. Вслед за ним подошел мрачный Рубцов. Отдышавшись, Вася вынул из кармана несколько образцов и безнадежно повел рукой:
— Граниты одни, Андрей Михайлович.
— Знаю.
— Скажите, а в гранитах месторождения быть не может?
— Разве только месторождение строительных материалов, — усмехнулся Корнев, — а меди — едва ли.
Через несколько минут откуда-то сверху донеслись громкие удары геологического молотка и вслед за ними радостный крик:
— Андрей Михайлович! Андрей Михайлович! Сла-анцы!
— Иду!
Корнев внимательно осмотрел протянутый образец и перевел на Васю серые немигающие глаза.
— Еще, правда, не ярко выраженные, но по структуре… — запнулся парень и смолк.
— В другой раз не путайте сланцев с гранито-гнейсами.
— Но ведь мы уже на середине склона, а никаких признаков меди нет… Как же быть? — растерянно спросил Вася и сразу обмяк, осел, услышав ответ Корнева:
— А почему вы решили, что медь должна быть именно здесь?
— Старик так говорил.
— Нам с вами нельзя жить стариковским умом. Самим мозгами шевелить надо. Сейчас мы разойдемся. Вы с Рубцовым — налево, я — направо. На вершине встретимся.
Корнев первым добрался до вершины. Он уже кончал зарисовывать схему горного массива, когда снизу послышались шаги. Обернувшись, он увидел Васю и Рубцова, которые шли, опустив головы, еле волоча утопавшие во мху ноги.
Корнев сделал очередную запись, не спеша сверил свою схему с беспорядочным нагромождением крутобоких вершин, пологих отрогов и широких плато, что, словно на вытянутой ладони, развернулись перед его глазами. Только после этого он поднялся с камня.
— Ну, что? — подошел он к Круглову.
— А у вас? — и Корнев поймал на себе доверчивый, полный надежды взгляд Васи. В глазах этого паренька было все: и нечеловечески трудный путь по порожистым рекам, и длинные переходы через непролазные леса и болота, и вера, неиссякаемая вера в то, что все испытания предыдущих дней окупятся на Медной горе. Но Корнев знал, что лучше одним взмахом обрушить на человека неприкрытую горькую правду, чем поддерживать в нем несбыточные надежды и бояться, что эту правду он откроет сам.
И Корнев, отчеканивая каждое слово, коротко ответил:
— У меня то же самое — граниты.
Плечи Васи вздрогнули. Он изможденно опустился на землю и отвернулся от Корнева.
— Значит… значит… — но слова застревали во рту, и к горлу подкатывал липкий комок, которого ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Читать дальше