Алексей Шаманов - Ассистент

В «Истории монголов Доссона» говорится: «Когда многие полководцы, сопровождая останки, вернулись в Монголию, чтобы не разглашать весть о кончине хана, войска, охранявшие тело хана, убивали всех встречных, которые попадались на пути. Только доехав до Большого дворца Чингисхана у истока реки Керулен, огласили траурную весть. Останки поочередно доставляли до все дворцы хатунш для церемонии прощания. Многочисленные ванны, принцессы и полководцы, получив известие о смерти, обнародованное Тулуем, из всех земель и улусов обширной территории ханства собрались на траурные церемонии. Из дальних мест люди приезжали только через три месяца. После окончания траурных церемоний останки похоронили возле одной из гор Бурхан Халдуна у истока трех рек: Онона, Керулена и Толы. Раньше Чингисхан был в этих местах. Отдыхая в тени одного дерева, он сказал будто бы, чтобы его похоронили здесь. Поэтому сыновья, выполняя завещание, похоронили его здесь. После похорон растущие поблизости деревья превратились в чащу и трудно было узнать, под каким он похоронен. После этого еще несколько человек похоронили здесь. После похорон тысячу человек из Урянхайского аймака оставили для охраны могилы. Их не брали на военную службу. Еще рисовали там портреты всех ханов и освящали их благовонными фимиамами, горели лампады. Посторонних людей туда не пускали. Также не имели право ходить туда и люди из четырех дворцов Чингисхана. Эта традиция соблюдалась в течение ста лет и после смерти Чингисхана».

В «Путевых заметках Марко Поло» отмечается: «Всякого Великого хана, также глав рода Великого хана Чингиса, где бы он ни умирал, привозили к подножию горы под названием Алтай и хоронили там. Из дальних мест хоть сто дней перехода, все равно привозили туда. Это стало незыблемым обычаем, которого нельзя нарушить».

В «Путевых заметках посольства в Россию» Зан Пен Хе говорится: «В девяти газарах севернее города Куй Хува (современный Хухэхото) есть гора Чи Лиян Шан (семьдесят темных гор). Есть молва, что здесь похоронены все ханы и хатунши Юаньской династии и не воздвигались гробницы и мавзолеи».

В «Полных записях относительно чахоров» сообщается: «Духи-онгоны многих хатунш и тайжи Юаньской династии находятся к северу от долины Ухэр Чулуун (камень-бык) в горах Зан Мао Шан… Духи ханов Юаньской династии находятся на севере. После похорон по могилам пускали десятитысячный табун, чтобы топтали, и сровняли землю, и не вставляли знаков. С духами привезенных хатунш так же поступали».

Николай Хамаганов смолк. Опустил голову, спрятав лицо в ладонях. Слушатели замерли, наступила полная тишина. Даже природа, казалось, затаила дыхание — ни малейшего движения воздуха. Слышно стало, как прославленная своей бесшумностью кинокамера германского производства перематывала широкоформатную пленку…

Это что, тоже было предусмотрено сценарием Николая Алексеева, иркутского предпринимателя от внутренних органов? Возможно, не удивлюсь.

Вдруг Хамаганов поднял руку, затем — голову. Черные глаза горели актерским вдохновением. Он продолжил, будто со сцены, играя интонацией и тембром поставленного голоса:

— Но это все предисловие, господа. Предисловие, и только. Год примерно назад в Санкт-Петербурге были обнаружены документы востоковеда и литератора Сенковского, известного более под псевдонимом Барон Брамбеус. В них есть ссылки на не дошедшие до нас рукописи Михаила Татаринова, исследователя бурятского фольклора и религии, автора «Описания о братских татарах, сочиненного морского корабельного флота штюрманом ранга капитана Михаилом Татариновым». Так вот, Сенковский утверждает, что первый и единственный европеец, прошедший в восемнадцатом веке шаманское посвящение, недвусмысленно указывает на остров Ольхон как на могилу великого Богдо Чингисхана! Причем место, указанное Михаилом Татариновым в середине восемнадцатого века, легко вычислялось по запискам кабинетного ученого Сенковского, сделанным в середине века девятнадцатого, и было найдено в начале двадцать первого!

Николай Хамаганов сделал драматическую паузу, как, вероятно, его учили в Высшей школе партийного актива, а потом закричал вдруг как резаный:

— Вот оно! — указывая на юрту белого войлока. — Здесь покоятся дорогие останки великого Чингисхана!

Добавил уже спокойно, с интонацией прожженного насквозь экскурсовода:

— Пройдемте, товарищи, — и отодвинул ковровый полог на входе, пропуская зарубежных гостей, ну и, понятно, нас с художником.