Алексей Шаманов - Ассистент

Увидев меня, чуть удивленная, но обрадованная Анна Ананьева села рядом.

— Андрей, и ты с нами?!

— С вами, Аня.

— Здорово! — Взяв меня под руку, она прижалась тесно-тесно. — Говорят, шесть часов ехать. Долго. Обними меня! Я буду спать на твоем плече! Всю дорогу!

Жоан Каро и Карел устроились лицом к нам на переднем сиденье. Жоан кивнула мне с вымученной улыбкой. Я кивнул в ответ. Жоан отвернулась к окну.

— Обними меня, Андрей! — повторила Анна с ноткой театральной истерии в голосе, и я все понял. Девушка демонстрировала сопернице свою полную и безоговорочную победу. А я был призом и полем боя одновременно. Надо же, какая честь. То-то вся душа у меня перепахана взрывами, сожжена напалмом. Вся душа — как Борькино лицо, перечеркнутое пополам кровавым диагональным шрамом…

С места, что рядом с водителем, к нам повернулся сияющий мой тезка — Андрэ и навел фотоаппарат с несоразмерно длинным объективом.

— О-ля-ля!

Он щелкнул пальцами, вероятно привлекая внимание, и вспышка ударила по глазам так, что я чуть сознание не потерял, честное слово. Боюсь я теперь молний в любых проявлениях, не знаю уж почему. Раньше они мне по фиг были — атмосферное явление, и только. А теперь пугают. И манят, притягивают. То есть сквозь ужас, сквозь панический страх внешней оболочки сознания ощущаю я необъяснимую, не сравнимую ни с какими удовольствиями эйфорию. Одновременно.

— Форверц, — сказала Жоан Каро на плохом немецком, глядя на меня в упор своими зелеными неземными глазами, потом повторила, прибавляя громкость, будто принимая вызов Анны, с нотками истерии в голосе: — Форверц! Форверц! Форверц!!!

Микроавтобус тронулся, водитель-бурят, вероятно, неплохо знал плохой немецкий язык.

И тогда я обнял Анну за плечи, и она с готовностью ткнулась лицом в мое предплечье.

Зеленые лучи глаз словно буравили меня, жгли, просвечивали насквозь…

Я не мог этого выдержать. Я повернулся к Анне.

— Сколько тебе лет?

— Скоро двадцать два.

Все сходится. Именно столько лет и должно быть будущей матери моего ребенка.

Водитель нам достался лихой. Уже через час мы обогнали все киносъемочные машины, хотя выехали позже минут на десять.

Обедать традиционно остановились в придорожном кафе недалеко от большого бурятского улуса Баяндай. Здесь следовало свернуть с Качугского тракта, по которому мы двигались из Иркутска, в сторону села Еланцы, а там уже и до переправы на Ольхон недалеко. Здесь же обычно заправляли и машины.

Кафешка была обыкновенная, таких, наверно, десятки тысяч у российских дорог, если не считать того, что весь персонал оказался бурятской национальности. Семейное, скорее всего, предприятие. И предлагали соответственно блюда национальной кухни: позы, пельмени, борщ и чебуреки.

Отобедав, решили дождаться остальных и дальше уже двигаться колонной до самого Ольхона, а точнее, до усадьбы Никиты, где киногруппа должна была разместиться. Французы несколько раз повторили: «Никита́», с ударением, как это у них принято, на последний слог.

Мы с Григорием Сергеевым курили чуть в стороне от остальных.

— Откуда на Ольхоне голливудские названия? — спросил я.

— Какие, к черту, голливудские? — переспросил Григорий.

— Никитá, — воспроизвел я с французским прононсом.

Григорий хохотнул.

— Ты ударение ставь по-человечески. Нормальное русское имя. Так хозяина усадьбы зовут. Мы с ним знакомы. Нормальный мужик.

Вот оно как. Нередкое явление. Усложняем, за океаном где-то ищем, а искомое рядом, и надо лишь сместить акцент, поставить привычное ударение.

— Мне вчера вечером жена скандал устроила, — пожаловался Григорий. — Не хотела, чтобы я на Ольхон ехал, ни за какие деньги.

— Что так? — вяло поинтересовался я.

Григорий достал из внутреннего кармана свернутую газету, протянул ее мне:

— На-ка вот, почитай по дороге.

Я сразу узнал местный откровенно «желтый» еженедельник «№ 11».

— На развороте перевод-перепечатка из какого-то европейского таблоида, — уточнил Григорий.

Когда после получасового ожидания мы отправились дальше, Анна, положив голову мне на плечо, мгновенно уснула, а я раскрыл газету и прочел вот что.

Есть место на глобусе, которого упорно избегают деятели кино Избегают прославленные, известные, популярные и даже середнячки — крепкие профессионалы, мечтающие об успехе. Избегают — все как один, начиная с продюсеров и кончая вторым помощником старшего осветителя.