И тут вдруг заметил боцман, что во рту у одного сивуча что-то блеснуло.
Гаврил Иванович внимательно осмотрел зверя, содрал с него шкуру, а тушу повесил на мачте.
А когда капитан вышел на мостик посмотреть, как идет охота, Гаврил Иванович окликнул его:
— Товарищ капитан, вот полюбуйтесь-ка извольте. Я сорок лет на зверобойке, а таких зверей не видывал и не слыхивал.
— А что такое, Гаврил Иванович, — откликнулся капитан, — чем тебе зверь не понравился?
— Почему не понравился? Мне понравился, только вот зуб у него золотой.
— Полно врать-то, Гаврил Иванович, — сказал капитан, но все-таки спустился с мостика и заглянул в пасть убитому зверю. Там и в самом деле блестел золотой зуб.
Капитан потрогал его пальцем, попробовал покачать и рассмеялся.
— А ты, я вижу, шутник, Гаврил Иванович.
— Шутка шуткой, — сказал боцман, — а нужно бы, я думаю, Хомякову-то показать. Ведь все-таки редкость, не каждый день такое увидишь.
Тут как раз и Хомяков вышел на палубу.
— Что случилось? — спрашивает.
— Да вот, — сказал боцман, — зверь тут попался необыкновенный. С золотым зубом во рту.
Хомяков решил сперва, что боцман просто смеется над ним. Он раздулся, как индюк, ничего не сказал и хотел было уйти, но боцман успел подмигнуть капитану, и тот вмешался.
— Правда, Виктор Васильевич, взглянули бы, — сказал он серьезно.
Хомяков подошел, заглянул зверю в пасть,ковырнул зуб ножом — думал, вывалится. Но зуб сидел прочно,как влитой, и блестел золотом.
Тут Хомяков растерялся. Что сказать, он не знал и промолчать боялся. Чтобы замять разговор, он напустился на боцмана.
— А зачем же вы ободрали его? — спросил он строго.
— А что же, мне его целиком, что ли, солить?
— Нет, зачем целиком? Нужно было обмерить его внимательно, сфотографировать, описать, а тогда уж и шкуру снимать для чучела. Такого зверя в музей доставить нужно. Вы же понимаете, что случай необычный, крайне интересный. — И пошел, и пошел. А когда наговорился вдоволь, сказал, что необходимо составить акт.
— Ну что ж, составьте, — согласился капитан. — Все трое и подпишем.
Хомяков пошел к себе в каюту и скоро вынес готовую бумагу. Он написал, что такого-то числа на острове Сахарная Голова с бота «Удар» добыли сивуча, у которого в нижней челюсти обнаружен золотой зуб. А боцман Г. И. Малыгин по небрежности снял шкуру с этого зверя и засолил вместе с другими.
Потом он сам подписал акт и дал подписать Капитану.
Тот подписал, даже и не поморщился, а боцман достал очки, долго их протирал, потом два раза вслух прочитал акт, снял шапку, почесал в затылке…
— Да, — сказал он, — неважное дело-то получается. Не знаю, как и руку свою тут ставить. Вроде ведь себе приговор. Ну, да ведь от своей вины все равно не уйдешь, давайте уж подпишу. — И, взяв ручку, он расписался под актом. Вечером охотники вернулись с промысла, и Хомяков показал акт Пете Никулину. Тот прочитал, ничего не понял, еще раз прочитал и спросил:
— Это что, в стенгазету, в отдел юмора, что ли? Так,по-моему, совсем и не смешно.
— При чем тут юмор! — строго возразил Хомяков, – пойдите посмотрите сами.
Петя отправился к боцману. Тот показал ему челюсть, которую успел вырезать у необыкновенного зверя. В ней не хватало одного зуба, а на его месте торчала сплющенная толстая пуля в медной оболочке. Она прошла через черепную кость зверя, отшлифовалась до золотого блеска, вышибла зуб и прочно встала на его место.
— А ведь прав ты был, Гаврил Иванович, — сказал капитан в тот же вечер. — Хомяков-то наш специалист языком болтать, а в деле ничего не понимает.
Когда весть обо всей этой истории разнеслась по судну, Хомякова подняли на смех. Матросы один за другим стучали в его каюту, а когда он откликался, кричали на весь коридор.
— Товарищ Хомяков, — спрашивал один, — можно мне зверя обдирать? У него задние ласты подкованы.
— Виктор Васильевич, — говорил другой, — там зверя убили. На груди у него значок ГТО. Зверь ничего, здоровый, видать, все нормы сдал. Может, вам его в каюту принести?
— Товарищ ученый, — надоедал третий, — может, выйдете акт составить? Зверь попался очень чудной: щеки бритые, на брюхе ремень с медной пряжкой, а шкура на застежке.
Хомяков только огрызался, а потом и отвечать перестал.
В три дня «Удар» набил полные трюмы. Капитан повел судно домой. Боцман сидел на палубе, плел веревочный ковер и был очень доволен.
Читать дальше