Эдуард Поляков - Хозяйка мертвой воды. Флакон 1 - От ран душевных и телесных

Старейшины родов облачились тоже в своеобразные свадебные богато украшенные обрядовые рубахи длиною до пят из выбеленного льна и вышивкой. Для их родов, свадьбы событие особое. Род пополнялся, продолжался, а значит жизнь его продолжалась.

Старейшины подошли к помосту и встали у него в ряд перед женихами и невестами. Ближайшая пара подошла к крайнему древнему старику в богато украшенной рубахе в том же стиле, что и у невесты на одежде. К жениху подошла бабушка старая как этот мир с орнаментом на одеждах, как у будущего главы семьи. Это были главы их родов, которые заключали союз между молодыми.

Подойдя вплотную к Сому, старик протянул ему руку. Они обменялись рукопожатиями. Бабушка, стоявшая рядом с Асей, обняла молодую невесту и поцеловала в щеку. Такой обряд проходила сегодня каждая невеста и жених.

Когда все невесты и женихи получили благословение старейшин, одна из старух подожгла факелы вдоль помоста.

Женихи снимали с головы своих невест венки, вставляли в них нарядные свечи. Потом, направившись к воде по деревянному помосту парами, опускали на прохладную гладь воды Ярозера.

Теперь для всех они считались мужьями и женами. Единым целым. Невесты прощались с родственниками и отправлялись в дома женихов. А дальше в каждом из селений будет свадьба, настоящее веселое гуляние с подарками, гостями. Но случится это потом, после того, как молодые переступят порог собственного дома вобьют серебрушку в косяк на счастье, задобрят булочкой домового за печью.

Наконец, настала очередь, когда к помосту подошли жених и невеста из Звериннго полесья. Сом шагнул навстречу Асе борясь с внезапно накатившей дрожью в коленях.

Пересмысл появился перед самым началом торжества. Сначала долго извинялся за свое опоздание и почему-то перед Хельгой. Хотя переживать стоило из-за Сома и Аси. Глаза старика горели юношеским азартом.

Настойка действительно работает, Хельга, работает. Те, кто умирал от застуженных легких, действительно пошли на поправку. Удивительно!

Ведун в деталях рассказывал, как подсыхали кожные болячки, стоило их только смазать настойкой зверобоя или ромашки. Как заживали буквально на глазах неизлечимые раны. И при том, ведун все припоминал то-то о предназначении, о воле духов и богов.

— Деда, сейчас не время о болячках… — прервала его рассказ Хельга, примитив как на них недовольно смотрели окружающие.

— Да, я все понимаю, — с разочарованием сказал старик. — Такие вещи на ходу не обсуждают.

Извинившись перед невестой и ее подругами и родными, Пересмысл направился к своему приятелю в серебряной маске, который ожидал его в стороне. Интересно, что забыл на свадебной церемонии.

В это время Сом и Ася опускали на озерную гладь свои импровизированный кораблик из девичьего венка. И как только взявшись за руки молодые отправились к другим счастливым парам и гостям, выслушать пожелания о долгих годах жизни и о дюжине детишек, Хельга тоже покинула стройный ряд невест и направилась к друзьям.

Вокруг них все еще крутился Гифей. А вот Храбр куда-то запропастился. Он что решил досмотреть всю эту свадебную церемонию до конца? Раньше Хельга за ним не замечала особой чувствительности.

Пересмысл смотрел на счастливых молодых, словно дед на своих внуков. Еще будто вчера они бегали по Звериному долу босыми и придумывали новые детские проказы. А сегодня вдруг оказалось, что они выросли и скоро у них появятся свои босоногие проказники.

Его друг Гифейвел себя так же холодно и сдержанно, как и в момент их первой встречи. От безумия, которое посетило его с утра, не осталось и следа. Он подошел к Хельге и извинился за столь ранний сегодняшний визит. Правда с извинениями он опоздал кк минимум на полдня. Да даже эти бы извинения ничего бы не изменили. Хельге он не нравился.

Похоже, Гифей понимал это. Старый, умудренный жизненным опытом человек, читал ее почти девчонку, как открытую книгу. А вот его эмоции и чувства разобрать было сложно. Он прятал их под серебряной маской. И такие маски носили все обитатели и служители Серого дома, где царила хворь и смерть, а излишняя чувствительность была ни к чему.

Серебряная маска скрывала также их пораженные проказой лица. Гниющая плоть живого человека могла смутить кого угодно. Серебро останавливало инфекцию и хорошо, что хотя бы об этом догадались эти люди.

В толпе раздались крики и послышалась отборная ругань. Ругались так, что даже в гомоне толпы и веселых песнопениях тех, кто водил хороводы вокруг костров.