Я спокойно объяснял:
— Эти нефриты-жадеиты, которые там, в «Пьяджо», они ничего не стоят. Для нас ничего. Мы не сможем продать их. Большинство воров, вломившись в квартиру, так и оставят их на туалетном столике. А у нас даже нет преимуществ этих воров: наваб точно будет знать, что они у нас. Ему всего-то и сделать надо, что послать описания их и нас в Интерпол, и мы десять лет будем выжидать, прежде чем попробуем что-то сплавить.
— Спасибо тебе, — с насмешкой сказал Кен, — что ты вложил хорошую идею в его головенку.
Я недовольно замотал головой.
— Выкинь его из головы, — стал убеждать я Кена, — считай, его нет. Если он даже слова не скажет по этому поводу, ничто не меняет дела. Ты просто идешь с этим добром в любой ювелирный магазин в любом городе мира, и каждый будет знать, что это краденое. Мы с тобой не того сорта люди, которые обладают такими вещами честно и законно, одно их наличие у нас будет делать нас преступниками. Ты не сможешь продать их честно, по некоторым причинам ты не сможешь продать их и через подпольные каналы. Никакой профессиональный жулик не станет связываться с такими уникальными изделиями.
— Твой же парень из Афин, Микис, связался же.
— Кен, Микис убит.
Кен грустно посмотрел на меня, наклонился вперед, аккуратно поддерживая на коленях раненую левую руку. Потом кивнул.
— О'кей, я тебя понял. Значит, есть риск, я признаю — большой риск. Но есть шанс и разжиться. А так мы возвращаем все это ему за чек — и убыток гарантирован.
— Ты знаешь, — продолжал я доказывать Кену, — полчаса назад я с радостью отдал бы все, лишь не быть под дулом пистолета, и считал бы это хорошей сделкой. Сейчас же мне этого мало, мне нужно немножко больше. Там на берегу — двое убитых, и одного из них убил я. Убил при свидетелях. Меня это устраивает, поскольку я считаю, что имел все основания убить его. Но мне придется задержаться здесь, чтобы доказать, что у меня были основания. Если же я сбегу, то я — убийца. То же самое и ты. Ты сбегаешь с этими драгоценностями — ты жулик. И мы никогда не сможем вернуться сюда, а при нашей работе мы должны иметь право возвращаться.
— А может, я сыт по горло этой работой? — безо всякой запальчивости возразил Кен. — А может, я устроюсь с этим ящичком в тихом теплом местечке. Риск, конечно, есть и все такое.
— Разбиться на далеком пустынном островке, закопать сокровища в землю под самолетом и десять лет сидеть и ждать? — насмешливо произнес я. — Это уже было.
— Да, и, может быть, я тоже попытаюсь.
— Поверь мне: ничего из этого не выйдет, — продолжал я убеждать Кена.
Он медленно откинулся на спинку стула и погасил сигарету в керамической пепельнице. Потом задумчиво посмотрел на меня и заговорил:
— Все началось десять лет назад, так? Все восходит к тем временам. Тогда у нас был шанс — тогда, когда у нас был собственный самолет. В тех обстоятельствах, в то время, молодые, крепкие, мы действительно могли кое-что сделать. — Кен грустно покачал головой. — Но то время ушло, Джек, и ушло навсегда. Мы взялись за грязное дело, залезли в грязную политику и потеряли самолет и лицензии. — Кен наклонился ко мне. — Вспомни это и согласись, друг: это доконало нас. Второй раз мы на такое не способны. И время не то, и мы не те. Но вот мы получили шанс. Не такой, как тогда, но шанс. Конечно, риск есть. Тогда был риск, и мы на него пошли, и проиграли. Но теперь — какой шанс! — Вздохнув, Кен продолжил: — В одном из этих ящиков — десять лет моей жизни, Джек, и даже больше. Десять лет мы, люди маленькие, занимаясь ничтожной работой, ждали этого шанса. Кто знает, — он пожал плечами, — может, ты-то и доволен, а я — нет. Так что не отговаривай меня. Не хочешь брать — не бери, но меня не отговаривай.
— Ты по-прежнему считаешь, — спросил я, — что мы взялись тогда за грязное дело? — Кен откинулся на спинку стула и хмуро смерил меня взглядом, покуривая новую сигарету. — Никаким грязным делом мы не занимались. Однако нам повезло, что мы выбрались оттуда живыми. Потеряв самолет и лицензии, мы ещё дешево отделались. А тот полет был нашей ошибкой. Мы тогда были молодыми летчиками, самонадеянными. Самонадеянность нас и погубила. Нечего возить оружие в чужой стране — или, по крайней мере, нечего жаловаться на судьбу, если ты залетел на этом деле. Ты это понимаешь?
Кен сидел, весь напрягшийся, глядя на меня из-под бровей.
— Давай-давай, — тихо промолвил он, — продолжай.
— Ну и вот, а теперь ты хочешь совершить ещё один хитрый полет, с другим левым грузом. Не пройдет это у тебя, Кен, такие вещи не проходят. Ты считаешь, что потерял десять лет, водя воздушные лимузины в Пакистане. Тебе поработать бы на той работе, которой я занимался. Все эти проклятые десять лет я летал в темной стороне неба.
Читать дальше