— Распоряжаться, командовать желающих много, а подставить свою шкуру, чтобы другим помочь, никого нет.
— Свою шкуру подставляй, да других не подводи.
— Я и не собираюсь подводить. Только если никто не рискнет, то нам через дорогу до ночи не перескочить. А ночью опять плясать на одном месте придется.
Мы промолчали. Павел посмотрел на Устругова и на меня, точно ждал согласия или возражения, затем, будто разговаривая сам с собой, пообещал:
— Я бы этим свиньям тут жару дал, чтобы они сюда все сбежались. А остальные через дорогу в другом месте перемахнут и в том лесу скроются.
— А сам?
— Что сам?
— Ведь тут остаться придется.
— Где-нибудь все равно придется остаться…
Почти до вечера ползали мы вдоль дороги и, вероятно, так и не перебрались бы через нее, если бы не Федунов. Этот парень, которого считали недалеким и черствым, решил в одиночку, молча пожертвовать собой, чтобы помочь другим. Опасаясь, что Георгий и я помешаем его замыслу, Павел исчез незаметно. Некоторое время спустя мы услышали резкую автоматную очередь за поворотом дороги, куда только что промчалась полицейская машина.
«Федунов», — сразу же подумал я. Та же догадка мелькнула и в голове Устругова. Он приподнялся и осмотрел беглецов.
— Федунов! Где Федунов?
Вместо ответа в лесу звонко татакнул автомат, за ним раскатисто прогремели винтовочные выстрелы. Расстилая по дороге белые хвосты, туда пронеслись две полицейские машины. Винтовочные выстрелы в той стороне посыпались чаще. Автомат огрызался короткими злыми очередями.
— Павел очистил нам дорогу, — сказал я Георгию, который готов был броситься туда. — Он стянул к себе полицейских, чтобы мы смогли перескочить дорогу тут.
Устругов понимающе и сурово посмотрел на меня, подумал немного, потом молча поднялся и исчез в кустах позади нас. Через минуту вернулся, неся на руках Самарцева, и, коротко бросив мне: «Возьми носилки», — вышел на дорогу. Стараясь ступать ему вслед, мы пересекли шоссе, перебрались через маленькую полянку и снова вошли в лес.
Там остановились, прислушиваясь к перестрелке. Винтовки били и били, автомат отвечал все реже и короче. Среди винтовочных выстрелов мы хорошо различали его голос, и ждали с таким нетерпением, с каким ждут появления пульса у больного после серьезной операции. Мы знали, какой будет конец. И все же, когда автомат замолчал, долго не могли поверить, что тот замолк совсем. В наступившей тишине пугающе резко прозвучали два пистолетных выстрела, которые заставили меня вздрогнуть и вобрать голову, будто стреляли мне в спину. Прохазка поспешно и испуганно снял шапку.
Тяжело переступая и громко дыша, мы двинулись дальше. Останавливались и отдыхали через каждые сто-сто пятьдесят метров. Только остервенелое упрямство Устругова толкало вперед. Теперь он почти бессменно нес носилки, поднимался первым и торопил других, то уговаривая, то понуждая:
— Пошли, пошли… Долго сидеть нельзя.
Лишь на рассвете добрались до Рейна. За Рейном темной немой стеной стояли леса. За ними была Голландия!
День, однако, наступил быстро, и нам пришлось спрятаться в одинокой риге, стоявшей у оврага. Закрыв изнутри ворота, мы залезли на сено, сложенное в углу, и протиснулись к самой крыше. Едва согревшись в сене, изнуренные беглецы засыпали, словно проваливаясь в небытие. Мы с Георгием и Стажевским бодрствовали по очереди, будили храпевших слишком громко и прислушивались к звукам за ригой.
Сон немного восстановил растраченные силы, и мы почти вслух начали мечтать о том, что ночью будем в Голландии, где найдем приют и пищу.
Перед вечером мы услышали два голоса — грубоватый басок мужчины и тонкий, ломающийся голос мальчика. Голоса приближались к риге. У ворот мужчина сказал с укором:
— Опять ты забыл щеколду как следует задвинуть. Видишь, она отошла назад. Будь ветер посильнее, он распахнул бы ворота.
— Я задвигал щеколду, — оправдывался мальчик.
— Щеколда сама не может отодвинуться.
— Отодвинулась сама, ей-богу, сама! — уверял мальчик и вдруг осекся, будто открыл что-то необыкновенное, а затем позвал: — Посмотри-ка сюда, папа, видишь, след от оврага к воротам? Тут, наверно, вор был.
— Вор? Пуцци, это не вор. Следы-то видишь? Только в ригу. У нас кто-то прячется. — Он распахнул ворота и крикнул: — Кто тут? Кто тут прячется?
Читать дальше