Array Журнал «Искатель» - Искатель, 1962 №1

Таким образом, в один прекрасный день я получил свой отпечаток, если хотите, слепок, в пространстве. Перед башней висел уже не шар, а Джордж, словно высеченный из мрамора.

— А как же с цветом? Ведь призрак имел естественную, природную окраску! — перебил Нибон. — Я отлично помню его щеки и глаза.

— Правильно, но это произошло позже. Вначале Джордж-призрак был молочно-белый. Манипулируя с помощью гаусс-генератора, я заставлял свое изображение морщиться и гримасничать, как мне хотелось. Ничтожные изменения в мощности излучения заставляли изображение корчиться самым диким образом. Призрак оказался легкоуправляемым. Потом я поручил управлять движениями Джорджа-призрака кибернетической машине, полученной из Управления резервов. Машина сильная!. Я установил ее в башне и приспособил для своих экспериментов. И уже недели через три Большой Кибер полностью овладел работой гаусс-генератора и руководил движениями призрака почти так же хорошо, как я сам.

Все шло хорошо, а вот окраска меня беспокоила. Белый цвет изображения стал раздражать, но я долго не мог ничего придумать, пока не занялся изучением структуры гаусс-пространства. И что же? Мне удалось установить, что плотность гравитации на поверхности шара может изменяться с изменением режима энергетического питания. При некоторых значениях этой плотности электромагнитные волны способны проникать внутрь гаусс-пространства. Это значило, что часть световых лучей способна проникнуть, поглотиться гаусс-пространством, а следовательно, другая часть лучей, отраженная, дала бы окраску, цвет. Но вот беда, поглощение и отражение световых лучей происходили при низкой мощности гравитационного поля, когда гаусс-пространство не смыкалось в сферу. Тогда, знаете, что я сделал? Наложил пространство на пространство. Два гаусс-пространства, отличающихся мощностью, попадали в одно и то же место. Сверху мощного гравитационного поля я положил более слабое, которое, как пленкой, покрыло сильное гаусс-пространство. В этой пленке происходило поглощение и отражение световых волн. В зависимости от плотности этой пленки изменялась степень поглощения световых лучей в каждой точке на поверхности гаусс-пространства. Большой Кибер регулировал величину плотности и тем самым изменял цвет на любом участке стереоскопического телеизображения. Я стал получать объемные цветные изображения различных предметов. Это была полная победа, и я уже хотел сообщить о ней на Землю тем, кто постоянно помогал мне и консультациями и оборудованием. Но тут произошло событие, заставившее меня надолго забыть обо всем на свете.

Цветные изображения стула, шляпы, прибора, газовой горелки вполне удовлетворяли меня. Они висели в воздухе перед башней, и я детально осмотрел их и не нашел никакого изъяна. Все было как следует. Предметы как предметы.

— Только пользоваться ими нельзя, — заметил Нибон.

— Да, пользоваться нельзя, но использовать можно.

После многочисленных опытов я решил перейти к собственному цветному изображению.

Моя кабина стала еще более сложной. Ее окружало сплошное электронное измеряющее поле, которое фиксировало пространственное положение тела, его форму, объем, цвет моего лица, одежды и рук. Эта информация передавалась Большому Киберу, а от него в виде определенных команд поступала в большой и малый гаусс-генераторы. Большой продуцировал основное гравитационное поле, а малый давал ту пленку, которая облекала красками телеизображение..

И вот в один прекрасный денек я влез в свое передающее устройство, включил аппаратуру и стал ждать. Передо мной находился экран обычного телевизора, на котором были видны двор, башня и молочный шар гаусс-пространства. Я наблюдал, как деформировался белый глобус, приобретая форму и цвет моей одежды. Я уже различил собственные руки и ноги, голову, и вдруг… что-то произошло. Я перестал видеть экран телевизора, Большой Кибер, гаусс-генераторы; меня словно выбросили из башни, хотя я не чувствовал никакого толчка, кроме боли в глазах.

Я очутился в моем дворике на месте гаусс-пространства. Я видел свой дом, башню, траву в нескольких метрах под ногами и небо над головой. И в то же время я находился в своем передающем устройстве, хотя его-то я совершенно не видел. Когда я поднимал руки, они упирались в скользкие пластмассовые стенки. Я сделал шаг и ударился лбом о преграду. Вообще наставил я себе синяков, пока нащупал рубильник! Отключил питание — и сразу увидел кабину, в которой находился все время.