Array Журнал «Искатель» - Искатель, 1962 №2

Солнце поднялось над перевалом, в воздухе потеплело. Изрядно промерзшие, мы уселись на камнях вокруг очага.

На сковородке шипела и слегка подпрыгивали пшеничные лепешки.

Съели по одной — ай да Алимджан-ака! [1] Аха — друг (тадж.); приставка вежливости, дань уважения. Принялись за вторые— ай да хозяин!

— Если погода не помешает, дня через три закончим работу, спустимся в долину, — сказала я товарищам.

Где-то наверху послышался нарастающий шорох: с пика Алмаз катился большой камень. Вот он оторвался от крутого склона и понесся гигантскими прыжками прямо на лагерь. Мы рассыпались в разные стороны. Долетит или нет? Ударившись последний раз о скалу, обломок, замедляя ход, затерялся среди каменного хаоса морены.

На Памире мы привыкли и не к таким сюрпризам. И все же у меня промелькнула мысль о подозрительных незнакомцах. Взяв бинокль, внимательно осмотрела предательский склон. Никого! Затем перевела взгляд на горы: необходимо наметить последние маршруты. А вдруг пропустили что-либо интересное?

Тюнька оторвался от своей миски и с визгом бросился вниз. Вскоре показался наш караванщик Володя Широких. За ним, осторожно выбирая дорогу, ступала сильно навьюченная гнедая Дона — подтянутая, с тонкими ногами, сторожкими ушами и волнистой гривой.

За нею флегматично вышагивали жеребец Серый и трое ишаков.

— Где Карымов? — спросила я.

Безнадежно махнув рукой, Володя щелкнул себя согнутым пальцем по горлу.

— Абдурахман — пьянчик! — скорбно покачал головой Алимджан.

Абдурахман Карымов был несчастьем нашего дружного отряда.

— Заночевали мы в Мын-Тэке, — заговорил Володя, сдвигая свой кашгарский колпак с затылка на лоб. — Знаете, тот кишлак возле мазара. Я, понято, все вьюки обыскал, чтобы Карымов, чего доброго, не напился. Водки не было, а к утру он и лыка не вязал. Что за притча? Не Абдул же Каюм его напоил!

— Абдул-Каюм? По кличке «снежный барс»? — спросила я. — Разве он в этом кишлаке живет?

— Ну да, испокон века в Мын-Тэке. Кстати, какие-то двое у него гостюют. Оба нездешние, я их видел впервой. Один аксакал — белая борода, вроде на афганца смахивает. А другой не разбери поймешь: рожа темная, борода крашеная, а глаза светлые.

…Через несколько минут почтовый голубь понес мой ответ на пограничную заставу.

Мы стали готовиться к походу. Лупа, горный компас, пластинка неглазурованного фарфора — бисквита для определения твердости пород, молоток, бинокль и записная книжка в порядке. Надеты широкополые шляпы, подбородки и носы смазаны цинковой мазью: днем солнце обжигало кожу до язв. Стеганые костюмы туго подпоясаны, на ногах толстые шерстяные носки и тяжелые горные ботинки на шипах — триконях. В карманах — таблетки глюкозы, кусок шоколада, горсть ореховых ядрышек и немного печенья: легкий, но питательный второй завтрак, точнее — обед, альпиниста. Осталось только защитные очки надеть.

«Как быть с геологическими материалами?» Раньше и в голову не пришла бы такая мысль, но теперь совсем другое дело.

Сложив записки, эскизы и планы во вьючный сундук — ягтан, мы отнесли его вместе с несгораемой шкатулкой в тайник — узкую пещеру в одном из ближних утесов. Вход завалили такими тяжелыми глыбами, что еле впятером их ворочали.

Проверив пистолет, я и Федя отправились в очередной маршрут. Наташа с Володей пошли в другую сторону. Алимджан, сев на Серого, погнал Дону и ишаков вниз, на сочные пастбища.

…Раз-два — плавный вдох. Три-четыре — медленно выдыхаем разреженный воздух. Неторопливым, размеренным шагом альпинистов поднимаемся все выше и выше. Ловим-хватаем ртом летучий воздух, а измученным легким все мало. И сердце порою словно вертится волчком: вот-вот выпрыгнет! На шум в ушах и боль в темени не обращаем внимания.

В этот день мы забрались очень высоко.

Еще недавно безжизненная красота гор наполняла меня трепетным восторгом. Теперь титанические картины не радовали, а только раздражали.

— Гляньте! Наша база! — воскликнул Федя. — Виноград поспел, дыни, тепло там…

Кинув беглый взгляд вниз, где язык ледника распадался на сверкающие, цвета морской воды глыбы, я стала вглядываться в долину. Чуть пониже блестящих льдин разлеглась буровато-красная дуга конечной морены с сизыми провалами теней между обломками утесов. Далеко в глубине долины нежно зеленеют альпийские пастбища с пятнами арчи. В одной из складок вздыбленного горизонта только угадывается благодатный кишлак Чондаш. Там машины на полях, автомобили снуют по горной дороге. Там, среди садов и виноградников, наша база.