Хаджи-Мурат Мугуев - Господин из Стамбула. Градоначальник

— Пойдем вон к тому человеку. Его деньги, как он скажет, так и будет.

— Валла и лаазым [12] По смыслу: бог — свидетель (арабск.). , пойдем, — согласился горец, вкладывая в ножны кинжал.

«Касфикис немного поторговался и за четырнадцать тысяч купил у горца массивный портсигар с брильянтовым вензелем и крупным алмазом посредине. Прежде чем положить в карман николаевские бумажки, горец долго и внимательно разглядывал их «а свет. Найдя на одной «катеринке» сальное пятно, он отказался взять ее.

— Наш аул, ей-бог, ни один человек такой денги не берет… — И успокоился только тогда, когда улыбающийся Касфикис дал ему взамен новенькую царскую сторублевку.

Уложив кредитки в карман бешмета, кавказец опросил:

— Тебе денги ищо много ест или мала ест?

— А тебе зачем? — опросил осторожно Касфикис.

— Мне ищо шесть штука такой портабашник ест, четыр золотой мендал ест, сиребрены самовар, ей-бог, тоже ест… все хочу гамузом пардават, своя места, Кавказ ехат…

— Купим, — наклоняясь к нему, тихо сказал Касфикис. — Денег хватит. Больше всех дадим… Мы все сразу купим. Давай вещи и говори свою цену.

Горец внимательно поглядел на него и, чуть улыбнувшись, покачал головой.

— Такой дурак человек нету — се вещи сразу давал. Вот моя: на коран божица, твоя на твоя бог божица. Тогда дело кончал, вещи домой принесем, деньги карман кладит. Кавказ едим.

Через несколько минут Касфикис и его подручный ударили с горцем по рукам, и каждый по-своему побожился честно окончить сделку.

Кавказец обещал в шесть часов вечера принести золото на Азиатскую улицу, в дом греческого консула, где во флигеле жил Касфикис.

Высокое греческое государство в Ростове представлял некий Даниил Анастасиди, имевший в городе две хлебопекарни и мучной склад на Таганрогской площади. Иногда консул надевал на себя пышный, шитый золотом вицмундир и косую треуголку, обтянутую широким серебряным галуном, и, вооружившись крохотной шпагой, совершал наезды в Новочеркасск, к атаману. В остальное время он носил серую пиджачную пару, мирно подсчитывал барыши от своего выгодного предприятия и, переводя выручку на драхмы, отсылал их в Афины на свой текущий счет.

***

В 7 часов 30 минут у генерала Краснова, приехавшего из Новочеркасска в Ростов, был назначен официальный прием по случаю прибытия на Дон немецкой военной миссии. Канцелярия донского войскового атамана уведомила об этом греческого, персидского, швейцарского и неизвестно зачем находившегося в Ростове перуанского консулов.

Анастасиди любил подобные вечера. Он писал о них в греческое министерство иностранных дел длинные водянистые доклады, прилагая к ним газеты, в которых всегда одинаково сообщалось:

«На приеме присутствовали гг. консулы дружественных Донскому Войску держав — Греции, Швейцарии, Персии и Перу».

Без пяти минут семь, оглядев себя в зеркало, консул вышел к воротам и в фаэтоне отправился на прием. На плохо освещенной Азиатской улице он встретил группу всадников в папахах и бурках, на мелкой рыси проехавшую мимо него.

«Патрули, — удовлетворенно решил Анастасиди.

Горец не явился в шесть, не было его и к семи. Недовольный Касфикис что-то буркнул себе под нос и уже собирался сесть за письма, которые аккуратно дважды в неделю посылал в Трапезунд, своей жене и компаньонам, как во дворе раздался шум.

— Пришел? — с надеждою спросил он своего подручного.

— Нет! Это господин консул по делам поехал. Вряд ли ириг дет наш разбойник. Разве можно верить таким людям? Эти кавказцы такой народ! — Помощник пренебрежительно махнул рукой и остановился.

За дверью послышались шаги.

— Эй, господин поп… искажи, пожалуйста, гиде такой человек ест… как зват, ей-бог, не знаем… бумажка имя ест, написана… — раздался в коридоре чей-то голос.

— Пришел, — засмеялся Касфикис, — видать, ты, Апостолаки вовсе не знаешь этих людей.

В дверь постучали, и в комнату в сопровождении греческого священника, настоятеля подворья, вошел кавказец, держа за спиной туго набитый мешок.

— Вот здесь, входи смелее, — сказал священник нерешительно остановившемуся на пороге горцу и, бросив Касфикису по-гречески несколько слов, пошел к себе.

— Принес? — поднимаясь с места спросил трапезундский купец.

— Ей-бог, очень темна места живешь… Совсем свет нету, — не отвечая на вопрос, сказал горец и, сняв папаху, вытер ладонью лоб.

— Ну, ну, показывай твои табакерки, — торопил его Касфикис.