Хаджи-Мурат Мугуев - Господин из Стамбула. Градоначальник

Мы вошли в залу. Это была большая нарядная комната с шестью высокими окнами, выходившими на улицу. Огромная люстра заливала зал ярким светом. На полу был толстый, видавший виды, потертый ковер, по стенам расставлены старомодные резные полукресла с высокими спинками, а посреди залы — длинный овальный стол, покрытый цветной скатертью со свисающей бахромой.

У стен сидело пять-шесть человек, сразу же поднявшихся при нашем появлении. За столом было еще несколько одетых кто во фрак, а кто и в пиджаки весьма старого покроя и фасона.

Нам навстречу через всю залу поспешил благообразный господин с приколотым к груди голубым бантом, в середине которого виднелся миниатюрный трехцветный российский флаг. Это был старшина сегодняшнего собрания, чуть лысоватый, пожилой мужчина с небольшой бородкой и аккуратно подстриженными усами.

— Здравствуйте, господа! — делая общий поклон и небрежно пожимая руку склонившегося перед ним старшины, произнес офицер. — Прошу познакомиться. Меня вы, возможно, и не знаете, я ротмистр Токарский, Сергей Сергеевич, прикомандированный к вам для встречи наших славных заморских друзей. Я говорю об англичанах, французах, бельгийцах и прочей с… — он запнулся, и я понял, что он с трудом сдержался, и продолжал: — с-социалистической, парламентской и рабочей делегаций, которые соблаговолили посетить нас. Теперь представлю вам моего доброго друга, верного и непреклонного борца за правопорядок в России, блюстителя высоких нравственных начал в человеке и самое главное, — ротмистр поднял вверх палец, — человека исключительной нравственности, светлых идеалов, носителя подлинно гуманных качеств современного цивилизованного общества.

Все поклонились в мою сторону.

— И к тому ж непримиримый враг большевиков, коммунистов и прочих тому подобных…

Я опять испугался, чтоб ротмистр в своем конногвардейском рвении залихватски не обругал бы всех инакомыслящих, но, вовремя спохватившись, офицер закончил:

— …мятежников и бунтовщиков. — Он отпил глоток вина, услужливо поднесенного ему, и продолжал: — Что же касается господина…

— Базилевского, — шепотом подсказал я.

— …Евгения Александровича Базилевского, то он, я думаю, вам всем известен. Он будет во главе вашей группы представляющих крымскую общественность при ставке его высокопревосходительства генерала Врангеля. Всем понятно это? — металлическим голосом, откидывая назад голову, многозначительно спросил ротмистр.

— Всем… абсолютно всем! — послышались вокруг голоса.

— Ну, а если так, то я, господа, умываю руки, становлюсь нем и только присутствую при вашем свободно протекающем, демократическом собрании. — И Токарский скромно удалился в угол залы, придвинул к себе бутылку токая, принесенную услужливым старшиной.

— Прежде всего познакомимся, господа. Затем обсудим нашу предстоящую встречу с представителями культурного мира Антанты и совместно выработаем план нашей беседы с ними. — Я стал обходить стол, пожимая каждому руку.

— Снегирев, присяжный поверенный.

— Акопянц, купец первой гильдии и фабрикант.

— Кокошнин, доктор-гинеколог.

— Кравцов, директор московской седьмой гимназии, ныне преподаватель словесности.

— Попандопуло, коммерсант.

Всего я пожал шестнадцать рук. Все они принадлежали людям, которые под моим началом через час-полтора должны будут изображать либеральное общество крымских областей и свободную политическую мысль Крыма.

Все они были растерянны, напуганы, неуверенно держались со мной, бросая косые тревожные взгляды на сидевшего в углу и молча попивавшего токай ротмистра. Было ясно: боятся и его и меня, предполагая и во мне сотрудника контрразведки.

— Итак, господа, начнем. Но один лишь вопрос. Почему с нами нет женщин? Дамы, по-моему, необходимы и как приятный фон делегации и как эмансипированные женщины добровольческого Крыма.

— Женщины будут, — коротко бросил ротмистр.

— В таком случае переходим к делу. Кто из вас, господа, знает языки и какие?

Небольшое движение, шум, и затем некоторые из интеллигентов ответили — французский.

— Поднимите, пожалуйста, руки те, кто владеет французским языком.

Поднялось пять рук, затем неуверенно поднялась и опустилась шестая.

— Почему опустили руку? — спросил я. — Вы говорите по-французски или только понимаете?

Доктор-гинеколог, к которому обратился я, смущенно сказал:

— Понимаю, но говорить боюсь…

— И отлично. Пусть беседуют только те, кто свободно говорит по-французски, — навел корректив ротмистр.