Владимир Арсеньев - Всемирный следопыт, 1927 № 02

Теперь, когда через 30 лет после «первой всенародной переписи 1897 г.» в СССР проведена колоссальная работа по действительно первой всенародной переписи, — нельзя не вспомнить теплым словом того, кто оставил нам богатейшее и полезнейшее наследство: неутомимого работника и исследователя П. П. Семенова, чьи труды позволяют нам судить, путем сравнения, об огромных достижениях советского строительства..

Семенов-Тяншанский принадлежал к поколению идеалистов-шестидесятников. Будучи человеком науки, он, тем не менее, никогда не замыкался от жизни в стены своего кабинета, а, занимаясь научными вопросами, думал о том, как бы науку приблизить к массам, как говорили тогда — «к народу».. «Наука, — говорил он, — должна проникать, в жизнь народную. Это необходимо потому, что наука в наше время уже не есть туманное отвлечение схоластических умов, но является познанием сил природы, умением подчинить их своей власти, употребить их для нужд и потребностей народа. Без науки немыслим не только умственный прогресс, но и материальный успех и благосостояние народа».

Стремясь пробраться на Запад, в штаты, где можно рассчитывать найти работу, я и мой соотечественник Линдберг путешествовали, главным образом, в товарных поездах. Это привело нас в тюрьму; тюрьма— в пограничный с Мексикой форт, где мы служили «волонтерами» армии Соед. Штатов.

Теперь, после блестящего бегства из форта, мы сидели на мели в маленьком городке Бенсоне. Линдберг выбыл из строя, и я должен был достать деньги во что бы то ни стало.

На главной улице города, где помещалась наша гостиница, навстречу мне попалась куча мальчишек. Они шмыгали повсюду, раздавали афиши и кричали, что в воскресенье днем в Бенсоне состоится ряд сенсационных состязаний. Схватив один из листков, я проглядел его, и внезапно вдохновился гениальной идеей. В афише, между прочим, можно было прочесть следующее:

50 ДОЛЛАРОВ НАЛИЧНЫМИ тому, кто проедет верхом на «СВЕРКАЮЩЕМ КОЗЛЕ» динамитном чемпионе города Канзаса. 30 ДОЛЛАРОВ НАЛИЧНЫМИ тому, кто оседлает «СЫНА ПУШКИ»

Не выносит седла, прыгающий ужас Дикого Запада!

или

«ЧЕЛОВЕКОНЕНАВИСТНИКА» знаменитого воздушного брыкуна Аризоны

Начало состязаний в час дня на ипподроме.

Когда и где они кончатся — никому не известно.

Вход — один доллар. Участвующие в состязаниях — бесплатно.

Я поплелся по улицам города, прислушиваясь к отдаленному шуму ярмарки, и, сам того не замечая, приближался к ней.

Во мне родилось безумное решение. Я протискался ко входу и сообщил сторожу, что желаю записаться на состязания. Меня впустили, провели к двум джентльменам в национальных одеждах и спросили мое имя и профессию.

— Чарли Петерсон, шведский моряк. Мне раньше приходилось об’езжать диких лошадей, — прибавил я для пущей убедительности.

Меня попросили подождать — многие до меня должны были попытать счастья — и пройти на арену, чтобы познакомиться с программой и состязаниями.

Арена представляла собою квадратный плац, огражденный со всех сторон изгородью вышиной в человеческий рост. Повсюду виднелись густые толпы зрителей.

Внутри по арене носилась лошадь, стараясь изо всех сил сбросить седока. Тысячеголовая гидра зрителей дрожала от страсти к зрелищам и жажды крови; рев ее наполнил мою душу холодом.

Новый взрыв криков и воплей потряс массу зрителей. Лошадь в отчаянном порыве бешенства сбросила седока, и тот, хромая, пошел к трибуне.

Мой товарищ по скитаниям, Линдберг, лежал в гостинице, с пузырем льда на голове, и долг в три доллара висел над нами, как Дамоклов меч. Эта мысль заставила меня протиснуться к одному из распорядителей и заявить ему, что я намерен попытать счастья на «Воздушном Брыкуне», но вовсе не добиваюсь главного приза, а хочу знать, сколько времени нужно продержаться на этой лошади, чтобы заслужить приз в три доллара. Меня просили обождать, и, когда следующий? номер закончился и публика притихла, человек с мегафоном завопил:

— Чарли Петерсон, шведский моряк, желает знать, как долго он должен продержаться на «Воздушном Брыкуне», чтобы выиграть три доллара!..

Под первым впечатлением публика почти поголовно встала, испустила глухое рычанье и вновь села на места в большем или меньшем порядке, чтобы оправиться от изумления. Но затем разразился настоящий ураган. Трибуна тряслась под тяжестью тысяч людей, задыхавшихся не то от злобы, не от от негодования, не то от смеха.