Тот быстро повернул к нему лицо и вытер ладонью мокрые губы.
— Зачем так делаешь? — схватил его за плечо Кожгали. — Зачем рапу пьешь? Нельзя.
— Не удержался, попробовал. Бр-р, противущая какая, — Мазо поморщился, выбрался из закутка и сел рядом с Ахтаном.
Мухамбедиев лежал в полузабытьи и видел воду, смотрел прямо перед собой лихорадочно блестевшими глазами. Лицо у него съежилось, на нем четче проступили морщины.
Не лучше был вид у Кожгали с Избасаром. Оба осунулись, у обоих потрескались губы, вместо глаз темные впадины, между ними торчали заострившиеся носы, особенно у Избасара.
А вода рядом, в нескольких вершках. Избасар отворачивается от нее. Если эту воду нельзя пить, то перевалиться через борт и погрузиться в нее можно было бы. Но на берегу казаки. Их мог привлечь любой всплеск, любое движение. И хотя рыбницу загораживают ловецкие суденышки, кто знает: бухта изогнулась и, возможно, где-то на одном из бугров шарит по лагуне биноклем укрытый за барханом часовой. Нет, даже головы над бортами поднять нельзя. Избасар подтянулся к отверстию в корме и стал наблюдать. Казаки купались и гоготали. К Избасару подполз Мазо.
— Посторонись, Базар, тоже посмотрю.
Палило солнце. Избасар намечал путь к колодцу.
Он проделает его ночью чего бы это ни стоило.
И ночь пришла. На море будто опрокинули гору черной шерсти.
Осторожно перелез через борт Кожгали и окунулся в теплую, как парное молоко, воду. За ним Мазо, Избасар и Ахтан. Долго, будто немые рыбы, копошились они у реюшки без всплесков и звуков, отдыхали, держась за чалки, и никак не могли насытиться морем.
Кожгали, приблизив голову к Избасару, шепнул:
— Воду доставать, Избаке, буду я. Тебе нельзя. Поймают, кто лодку поведет?
— Ахтан поведет, Мазо поведет, — так же шепотом ответил Избасар. Он полдня обдумывал, как лучше добраться, до колодца, разглядывал рыбацкие лачуги, бугор, сарай за ним, прикидывал расстояние и был уверен, что лучше других сможет достать воду.
Забрались на рыбницу.
— Вот дурак я, — сокрушенно вздохнул Ахтан, усаживаясь рядом с Мазо, — из-за этого ишака, — ткнул он в Кожгали, — много чаю не допил в тот раз.
— Ну! — Мазо скрутил цигарку и собрался лезть в закуток, чтобы покурить там.
— Да ты послушай, — удержал его за рукав Ахтан, — он тогда побежал бая Абулхаира стрелять, ну, я бросил пить чай. Сейчас допил бы, — сожалеюще чмокнув, Ахтан лег на сети.
Избасар стал прилаживать на спину плоский, оплетенный веревочной сеткой жестяной банчок.
Потянулся за вторым банчком Мазо.
— Э, Яна, — остановил его Избасар, — казахи говорят: «Где копыту ступить тесно, там арбе делать нечего». Один пойду.
— Договорились же?
— Передумал. Мало ли!
Все же Мазо коснулся рукой пояса, где висел рыбацкий нож, и решительно забросил за спину банчок. Лицо у него белело продолговатой заплатой, глаз не было видно.
— Ты же, Базар, совсем ослаб. Не справишься…
Избасар рассердился:
— Приказ понимаешь? Какой большевик ты, если приказ не слушаешь? — он положил на плечо Мазо медвежью лапу, давнул, чтобы показать — осталось еще силенки, хватит. И шагнул к борту.
Ахтан и Кожгали взяли его подмышки и бережно, без всплеска спустили в воду.
— Пошел, Избаке? — тихо спросил его Ахтан.
— Пошел, — так же тихо ответил Избасар.
Через мгновение он затерялся в чернильной темноте моря. А за косой, на берегу, в это время вспыхнул костер.
— Эх, шакалы, не спят, — сжал кулаки Ахтан.
Иногда костер заслоняла чья-нибудь фигура.
— Не спят, собаки, — вздохнул Кожгали.
Избасара же костер не тревожил. Он знал: как бы ни пялили в темноту глаза, сидящие у костра, они ничего не разглядят. Зато сами будут как на ладони. Беспокоило лишь, что разожжен костер где-то невдалеке от колодца.
Чем ближе к берегу, тем осторожнее брел Избасар. Постоял немного, послушал, выбрался на песок и пополз к сереющему впереди кустарнику. От него, вжимаясь в каждую ямку, замирая даже от собственного шороха, дальше. На пути неожиданно наткнулся на что-то: «Ага, дувал», — его хорошо было видно с реюшки. Нащупав в дувале выбоину, втиснулся в нее и очутился у длинного рыбацкого сарая с дверями по торцам. Обогнув угол, проскользнул в глубь сарая и прижался к стене.
Впереди вторая дверь, на нее падает свет костра. Кажется, что он горит вплотную с дверью. В нос Избасару ударяет густой терпкий запах вяленого мяса и судорогой сводит высушенный жаждой желудок.
Читать дальше