Залман Танхимович - Опасное задание. Конец атамана [Повести]

— Цыть ты, сука! Правильна ж схлопотал по морде, чего ж, — уговаривали его и на всякий случай держали за руки.

Ему же первому и нацедил в граненый стакан очередную порцию ханжи казак с лычками, отставив согнутый калачиком мизинец с большим дутым перстнем.

— На, пей. Да гляди, а то еще одну получишь.

Тощий мальчишка-китаец притащил низенький столик, поставил его у окна, где стоял Махмут с Сиверцевым.

Вскоре на нем появились четыре миски лагмана. Желтоватая с янтарными искорками жира лапша, длинная и тонкая, казалось, дышала. От кусочков мяса и темной подливки исходил пряный аромат.

— Кушяйти, пожалста!

— Будет спать, позови Тельтая, — потряс Сиверцев за плечо Куанышпаева. Тот открыл глаза. Недавно между ним и Сиверцевым произошел выразительный разговор. Пока Махмут находился в каморке у духанщика, у Саттара созрел план, как лучше покончить с Дутовым: штаб находился всего в нескольких шагах за площадью. Если встать и сделать вид, что решил взглянуть на коней, Сиверцев ничего не заподозрит. А вместо этого позади харчевни надо будет пересечь площадь, чтобы Сиверцев не увидел, затем подняться на крыльцо штаба, показать дежурному письмо и потребовать, чтобы тот провел к атаману. Так он уже делал не раз. Все остальное рисовалось очень ясно и просто. Дутов не удивится, увидев, кто перед ним, кивнет дежурному, тот выйдет из кабинета и тут…

На плечо легла рука Сиверцева.

— Ты смотри у меня. Я ведь чую, чего ты задумал? — шепнул он, и Саттар отшатнулся. — У одного, знаешь, может сорваться, — досказал Сиверцев. — Что тогда? — и брови у него взлетели и переломились.

После этого разговора Саттар прислонился к стенке и задремал.

— Кушяйти, пожалста! — повторил китайчонок, низко кланяясь.

Вскоре миски опустели. Тогда на столике появились пиалы и чай. Духанщик зажег висячую керосиновую лампу, но долго не мог наладить фитиль, чтобы он не коптил. Лампа раскачивалась, по стене и потолку скользили тени, а казалось, что это кланяются кому-то разом все, кто находится в харчевне.

Махмут с наслаждением втягивал в себя обжигающий ароматный напиток и жмурился.

Опоражнивал пиалу за пиалой и Саттар.

— Ты поспи немного, — сказал он Махмуту.

Тот не заставил больше просить себя, привалился головой к стене. И к нему сразу, будто на цыпочках подкрались дальние годы. И Айслу. Оказывается, она и тогда уже была рядом. А потом степь, по которой шла девушка, стала крениться и падать. Он хотел удержать ее, но тут услышал уже знакомый голос китайчонка:

— Моя Мусеке вели скажи. Твоя можно ходи, куда нада! Сейчас ходи, скола ходи.

И сон отлетел сразу. Махмут поднялся и вышел из харчевни. Следом вышли Сиверцев, Саттар, Тельтай.

Дутов еще раз перечитал внесенные в приказ поправки и остался ими доволен. Протянув руку, он, не глядя, достал из коробки толстую папиросу, слегка обмял ее на пальцах, поднес к носу и обнюхал.

Тонкий, едва уловимый аромат настоящего «Месаксуди» исходил от папиросы. Всем другим табакам атаман предпочитал только этот мореный, волокнистый, цвета спелой ржи табак, и к нему гильзы фирмы «Катык». Только «Катык». На столе атамана всегда лежало не меньше сотни свеженабитых папирос. Фабричных Дутов не признавал. От них, так он считал, его всегда одолевал кашель.

Упрятанная под вычурный абажур десятилинейная лампа выбелила на скатерти ровный махристый круг. Лампа горела с легким шипением.

Затянувшись и выстрелив из обеих ноздрей голубоватыми тугими струйками дыма, атаман положил папиросу в пепельницу и взялся снова за перо. Но к нему пристал какой-то волосок, и оно кляксило. Дутов осторожно прочистил его промокашкой. Он решил закончить приказ, сколько бы это времени ни заняло.

Атаман уже крепко уверовал в свою освободительную миссию, в то, что именно ему, а не другому вручены историей судьбы России, и стал особенно неприязненно относиться ко всем, кто мог претендовать хоть на какую-то самостоятельную роль в этой миссии. Он боялся соперничества. Одним из таких соперников Дутов с недавних пор считал начальника штаба. Слишком уж часто он начал встречаться и беседовать с бывшим царским консулом — главным организатором по сколачиванию белых сил для нового похода на Россию.

Слегка шипел и потрескивал фитиль в лампе, попахивало керосином. Вот скрипнула, открылась дверь. Дежурный офицер в чине штабс-капитана, укороченный сутулостью, ступая на носки и, выставив почти под острым углом лопатки, положил на стол папку.