Залман Танхимович - Опасное задание. Конец атамана [Повести]

— Далеко?

— Даже вам, ата, хотя вы и отец нашего Махмута, не могу сказать.

— Не говори. Сам, может, узнаю, если захочу.

— Думаете, Махмут скажет?

— Махмут не скажет. А он с тобой едет?

— Нет.

— Куда же он ушел? Вчера еще ушел из дома и не вернулся. Ты его не видел?

— Нет. Но слышал, что бандитов каких-то поймали. Он их допрашивает.

— Бандитов, говоришь?

— Об этом весь Джаркент уже знает. И как скоро слух до народа доходит?

— Алдажар тоже в милиции?

— По-моему, он в Хоргос уехал.

— Эх, Алеша, Алеша, — усмехнулся Ходжамьяр, опять обнажив десны, — в чеке работаешь, милиция через улицу от чеке. Про бандитов, говоришь, весь Джаркент знает, а ты про одного Алдажара ничего не знаешь. Погляди вот туда, — и старик махнул рукой вдоль дувала.

— Приехал, значит. Ну, я пошел, — заторопился Сиверцев. Видимо, у него не было никакого желания встретиться с начальником милиции, и он сразу за домом свернул в переулок.

А мимо Ходжамьяра серединой улицы торопливой походкой шагал начальник Джаркентской милиции Алдажар Чалышев. На его сухом, исклеванном оспинками лице солнце не могло выжать ни росинки пота. Когда Чалышев поравнялся с Ходжамьяром, тот крикнул ему из-за дувала:

— Эй, Алдажар! Салемалейкум.

— Алейкумвассалем, — вздрогнул погруженный в свои мысли Чалышев.

— Вечером приходи, Алеке, старуха плов хочет варить. Махмуту скажи, чтобы приходил, а то он совсем от дому отбился. Явитесь, той устроим.

— Придем, ата. Ты же знаешь, где той, туда и мертвая голова катится, — кивнув, Алдажар пошел дальше.

Старик глядел ему в спину и уже жалел, что сорвалось с языка приглашение. А как было не позвать? Кровный брат сыну. Спас его, теперь вместе в одной милиции работают.

И все же не лежало у Ходжамьяра сердце к Чалышеву. Иногда он даже принимался ругать себя за то, что плохо думает про Алдажара. «Откуда беру? — удивлялся старик. — В большевики записался Алдажар, бандитов ловит. Совсем, может, он неплохой?».

А память тут же выталкивала из своих глубин то замеченный мимолетно по-волчьи яростный и короткий, как молния, блеск в глазах Алдажара, от которого словно сквозняк пробегал между лопатками, то его, похожую на гримасу усмешку, от которой тоже, если вглядеться в нее, становилось не по себе, потому что хороший человек так усмехаться не должен.

Чалышев же между тем дошел до переулка почти, но вдруг остановился.

— Айрана в твоем доме, ата, для меня не найдется с пиалку? — обернулся он к Ходжамьяру.

— Как это не найдется? — удивился старик и, заметив в конце улицы докторшу, подумал: «Не из-за нее ли вернулся?».

Кое-что старый Ходжамьяр стал примечать за Алдажаром последнее время.

Выпив наскоро несколько пиалок холодного айрана, Чалышев заторопился.

— Ну, я пошел, ата.

Однако, уходя, он постучал в комнату к Грачевой.

— Можно к вам, доктор? — и плечом прикрыл за собой дверь.

— Зачем вы меня называете доктором?

Чалышев пропустил вопрос мимо ушей.

— Ну-с, Мария Тихоновна, — усмехнулся он, — если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе. Вот я и решил. А то сколько вас к себе ни приглашал…

— Мне просто некогда, — перебила его Грачева. — Сейчас тоже некогда. Очень, — подчеркнула она, для убедительности скрестив на груди руки.

— Это я слышал уже много раз.

Чалышев подошел ближе, заглянул девушке в глаза настороженные, посуровевшие и понял, что не привыкли они открываться сразу, первому встречному до тех пор, пока сердце не подтвердит, что это уже можно сделать.

Но только Чалышеву наплевать было, какие глаза у Грачевой и что она думает о нем. Алдажар Чалышев привык считаться лишь со своими желаниями. И не будь сейчас в доме этого старого ишака Ходжамьяра и его сухопарой Магрипы, он бы иначе обошелся с этой девкой, совсем иначе. А виновата во всем, что он готов сделать с ней, она сама. Зачем неделю назад не проверила, что он сидит на террасе, ушла в сад к арыку, где, заставленная циновками стояла на подпорных столбах бочка. И там, забыв задернуть простыню, она разделась и стала под душ.

Он смотрел на нее, и в горле у него пересыхало все больше. Не выдержав, он шагнул с террасы. Под его ногой скрипнула половица. Девушка с криком сорвала простынь, завернулась в нее и кинулась опрометью в дом. Он за ней, но Грачева успела захлопнуть у него перед носом дверь. С той поры не может отделаться Чалышев от увиденного. Манит его к себе гибкая широкобедрая девичья фигура, в которой все удивительно ладно, все в меру, начиная с маленькой, красивой груди. Стоит вспомнить, как она стояла, потягиваясь, под струей воды или быстрая и белая, как метель, неслась навстречу, сразу бросает в жар.