Дмитрий Чудсков - Озеро Варыш

И решили они эти земли
Ко владеньям своим приобщить.
И Уннега их вроде приемлет,
Да и должен же кто-то здесь жить.

***
Вот, пожалуй, и всё об Уннеге.
Новгородцы здесь укоренились,
Хоть не сразу. Шли войны, набеги,
Шведы, викинги с моря ломились.

Ну да нашим героям, им всё нипочём.
Их хранит заколдованный остров.
И ни капли не скучно в раю им вдвоём.
Между тем, год от года свой остов

Обретает подводное судно,
Вырастают крутые борта,
Ах, работать в охотку нетрудно,
И дивится Пилон: красота!

Покидая под вечер чудесный ковчег,
Часть души в нём Пилон оставлял.
И трудом, и талантом своим человек
Свой заветный шедевр оживлял.

Помогала в постройке семейка медведей,
На окраине леса в берлоге живущих.
Тяжкий молот работал по стали и меди,
Поднимаясь и падая в лапах могучих.

Медвежата качали меха.
Было весело им наблюдать,
Как в печи разгоралась ольха,
Норовили побольше поддать.

Раскопав кучу старой соломы,
Он достал знаменитый свой меч.
— Помоги же мне, старый знакомый,
Искру жизни мне надо разжечь.

Уложил кладенец возле киля
На подставку из лучшей сосны,
А на утро осыпались гнилью
Две дотоле пригодных доски.

На корме оторвало заклёпки,
Подломился четвёртый шпангоут,
Стопор таль не фиксировал чётко —
Обнаружил изъяны дредноут,

И теперь он их сам отметает.
И Пилон рассудил, что к чему:
— Это, видно, ковчег оживает.
Это меч помогает ему.

Годы шли неуёмно и счастливо,
И Пилон, уже немолодой,
Ослабляет подпорки опасливо,
Прокатиться спешит он с женой.

Неужели окончен был труд?
Вдруг он понял, что делать и нечего.
Так же волны по морю бегут,
Так же ветры свистят переменчиво.

Не летели букеты цветов,
Мир безмолвствовал. Как тут рассудишь?
Он к жене, мол, корабль готов!
— Поздравляю, ты ужинать будешь?

Вдоль полозьев скользнула подлодка,
Подтолкнуть помогали медведи.
И поплыли старик и красотка,
Солнце ярко горело на меди.

Да, с женой он успел прокатиться
И корабль довести до ума.
Суждено было замыслом сбыться,
Не у многих такая судьба.

О счастливец! Он прожил два века людских!
Но однажды весной на рассвете
Стук усталого сердца Пилона затих
И прервалось его долголетье.

Те же ветры и бабушку Пону забрали,
Только смог их Пилон обмануть:
— Тело бренное? Тело, конечно, отняли.
Только Вам не отнять мою суть.

Воплотился в корабль я подводный,
Вы ж не властны над кованой сталью.
Подчиняется мир Вам животный,
А меня Вы возьмёте едва ли.

Я Пилон. Я живая машина,
И отец мой — Великий Клаврат.
Эта смерть для меня что дробина,
Я живой и, заметьте, женат.

И неслись они тёмными водами,
Раздвигая упругость студёных морей.
И столетья казались им годами,
И любовь не желала бросать якорей.

Расставались, конечно, порой было нужно
Понимать, чем живёт окружающий мир.
Выбиралась царица морская наружу.
Что хоть носят? Атлас? Кашемир?

Что творится в науках, искусствах,
Как тираны границы кроят.
Даже рек переменчивы русла,
Даже горы не вечно стоят.

Обучалась за деньги в Европе,
Говорила на всех языках,
На планеты смотря в телескопы,
Знала толк и в изящных стихах.

Содержал их безбедно Варыш,
Тот, что озером Ладогой стал.
Утопали суда, и барыш
Для любимой Пилон собирал.

Воротится домой Вечно Юная,
Чуть ладошкой похлопает воду,
К ней машина, живая, разумная,
Из глубин да в любую погоду.

Он резвится и в пене задорится,
А потом подойдёт под причал,
И замрёт, и волна успокоится.
Так Пилон свою Олько встречал.

Олько ступит ногою на палубу
И ладонью скользнёт по рулю,
Сразу запад багрово-коралловый
Ветром дрогнет, и враз кораблю

Паруса надувает упруго,
И Пилон уж летит над волной.
Наконец он дождался подругу,
И смеются они под луной.

Он спешит показать ей глубины,
Что он нового в море узнал.
Люк задраен, и чудо-машина
Опускается в скальный развал.

Паруса распускает подводные,
Чтоб морские потоки ловить,
И поймает теченье пригодное,
Чтоб глубинными далями плыть.