Павел Автомонов - Ледовый десант

— Вот именно! — кивнул Строкач. — Она рассчитана на людей, которые не умеют или еще не научились думать. Неужели не понятно вам, товарищ Зайцев, что у фашистов кроме оружия, кроме концлагерей, душегубок есть еще и брехня?

— Но факт остается фактом, — пожал плечами Зайцев. — Русанов сдался в плен и написал поклеп на Советскую власть, на партизанский штаб…

В комнату вошел полковник Старинов. Увидев, что все присутствующие чем-то взволнованы, спросил:

— Что случилось?

Зайцев вопросительно посмотрел на Строкача. Но тот молчал.

— Лучше и не говорить! — вздохнул Зайцев. — Русанов продался немцам. Вон его показания! Даже с фотокарточкой и подписью.

Старинов взял листовку, просмотрев ее, задумчиво произнес:

— Представляю, как ему сейчас тяжело. Нет, Саша Русанов не из тех, кто способен предать своих. А подпись-то с каким хвостом! Так Саша не расписывался. Дешевая подделка. Чего тут голову ломать?

— А того, что мы утратили бдительность и проглядели в штабе немецкого лазутчика, — сказал Зайцев, обращаясь к Старинову, но ясно было, что он имел в виду и Строкача, и Перекальского.

Строкач встал, прошелся по комнате.

— Я верю в честность Русанова, как верю в честность полковника Старинова, Перекальского и вашу, товарищ Зайцев. Если бы дело обстояло иначе, ни один из вас не работал бы в штабе или меня здесь не было бы. Случилось большое несчастье с капитаном Русановым. Худшей беды не придумаешь.

— Но ведь факт. Листовка, подпись, фотоснимок. Почему эта листовка выпущена от имени Русанова, а не от имени кого-нибудь другого? — спросил Зайцев. — Разве у них там мало нашего брата?

— Да потому что Русанов, а не кто-нибудь другой был адъютантом штаба. Вы не верите Русанову — ваше дело. Но в ваших словах слышится больше злорадства, чем… — Строкач умолк, перевел дыхание. — Я запрещаю вам в моем присутствии утверждать, что Русанов предатель! Из того, что написано в листовке, делать такие выводы нет никаких оснований. Облить человека грязью, да еще там, в гестапо, нетрудно. А чтобы вытащить человека из беды… Надо быть чекистом, как говорил Дзержинский, с холодной головой, чистыми руками и горячим сердцем. У вас сейчас, товарищ Зайцев, горячая голова!

— Возможно. Но она горяча от забот за наше общее дело, за честь нашего штаба. Вы меня не убедили.

— Фашисты, как самой смерти, боятся партизанского движения и ненавидят нас. Я не верю их газетам, книгам и даже официальным документам. Все это ложь! Вы нашли в листовке клевету на Советскую власть. Но разве сказано в ней о рейдах наших соединений? О нашей связи с фронтами? Или, может быть, в ней есть сведения о количестве партизанских отрядов, которые держат связь со штабом? — Строкач взял Зайцева под руку, проводил к двери. — Идите и занимайтесь своей работой.

С минуту в комнате стояла тишина. Первым нарушил ее Старинов. Он протянул Строкачу лист бумаги:

— Это телеграмма генералу Федорову.

— «Ваше соединение нанесло мощные удары по вражеским коммуникациям…» — стал читать вслух Тимофей Амвросиевич. — Ну что ж, все верно, — прочитав телеграмму, сказал он. — Я со всем согласен. Только добавьте, чтобы представили к наградам тех, кто отличился.

— Есть! — кивнул Старинов и вышел. Строкач остался с полковником Перекальским.

— Тимофей Амвросиевич, вы помните половодье в Могилеве-Подольском? — спросил вдруг Георгий Алексеевич.

— Еще бы! Я тогда чуть не утонул со своим конем.

— Конь не утонул бы, он умеет плавать. А вот вы не умеете. Однако бросились спасать детей.

— Но раз конь умеет плавать, то чего мне было бояться? — усмехнулся Строкач. — Он не оставил бы меня в беде. Это такой был конь…

— Так вот. Сейчас вам в сто раз труднее, чем тогда. У вас нет коня, который выручил бы. Доброе и честное имя Русанова тонет в фашистской брехне.

— Главное для нас — доказать, что листовка, подписанная Русановым, — фальшивка гитлеровцев. Зайцев не единственный, кто будет обвинять его в предательстве.

— Помочь нам в этом могут только люди, которые разделяют сейчас с Русановым горе и муки, — задумчиво произнес Перекальский. — Для этого нужно время. Таких людей мы можем найти, когда освободим из фашистских концлагерей и тюрем пленных. А это произойдет после нашей победы.

— Я всем сердцем верю, Георгий Алексеевич, что Саша Русанов не предатель, что правда в конце концов восторжествует…

Из крепости Лютцен капитана Русанова перевезли в Берлин. Офицеры-власовцы, Сахаров (он прибыл тем же поездом), Зыков и группа пропагандистов «РОА» встретили Русанова так, словно он никогда не обзывал их продажными шкурами, кровопийцами. На устах у всех льстивые улыбки.