Элизабет Гилберт - Жизнь в лесу. Последний герой Америки

Почва под его ногами была пружинистой, черной и влажной. Как большинство лесов американского Восточного берега, этот не был первичным. Это был вторичный лес, восстанавливающийся после вырубки; лес, который снова отвоевал свои позиции после того, как более ста лет назад его срубили и землю стали возделывать, а затем не трогали несколько десятков лет (в этом конкретном случае местных деревенских ребят приманил город у подножия гор и работа на фабриках). Теперь в лесу снова поселились дикие животные и появились деревья. Здесь было полно белок и наблюдались все признаки растущего поголовья оленей. Численность птичьей популяции была просто невероятной; во влажном утреннем воздухе голоса птиц казались Юстасу песней джунглей, восхваляющей саму жизнь. Он подозревал, что неподалеку водятся и горные львы. А может, и медведи.

Впервые Юстас увидел свой участок зимой 1986 года. Стоило ему свернуть с главного шоссе, как он оказался в непроходимых Аппалачах, и по мере того, как он взбирался всё выше и выше в горы Блу-Ридж, это становилось всё более очевидным. Все немногочисленные местные были коренными жителями этих мест. Настоящими, исконными жителями горных деревень. Они жили в лачугах с жестяными крышами в низине, окруженной крутыми горными уступами. Их дворы были заставлены ржавой техникой и доисторическими колымагами, а домашнюю живность – кроликов, кур – они держали на крышах, подальше от лис. Даже словосочетание «жалкое существование» неспособно в точности охарактеризовать тяжелую жизнь, которую они влачили.

Дороги в этих краях были извилистые, без разметки; Юстас даже не знал, туда ли он заехал, поэтому оставил свой грузовичок во дворе одной из полуразвалившихся лачуг и постучал в дверь, чтобы спросить, где находится старая церковь Элли-Черч. Дверь открыла бледная худая женщина в хлопчатобумажном переднике и с нескрываемым ужасом воззрилась на Юстаса из-за москитной сетки. Видимо, никогда еще в ее дверь не стучал кто-либо, кроме членов семьи.

«Она делала тесто для печенья, – вспоминает Юстас, – и руки у нее были в муке, а лицо белое, как мука на ладонях. Увидев меня, женщина затряслась от страха, а когда наконец заговорила, то таким слабым и прерывистым голоском, что я уж испугался, что она в обморок упадет. Она говорила, как те больные люди в больнице, которым тяжело произносить слова, но они всё же стараются. Мне хотелось сказать: „Поберегите силы! Молчите!" Вот такая она была».

Женщину, открывшую дверь, звали Сьюзи Барлоу, и она принадлежала к тесному клану аппалачских семей, которым вскоре предстояло стать соседями Юстаса. Семейства Барлоу, Карлтонов и Хиксов [42] Hick – деревенщина ( англ .). (ну прямо говорящая фамилия) жили в этой скалистой горной низине, сколько себя помнят. Это были добрые люди, которые любили уединение и до сих пор вырывали зубы самодельными железными щипцами, если возникала необходимость. Они разводили свиней и делали потрясающую солонину, засаливая мясо пятидесятифунтовыми кусками. Разводили гончих для охоты и на продажу. Щенков держали в гостиной; те слепо копошились в большом деревянном загоне и писали на выцветшее лоскутное домотканое одеяло, за которое на нью-йоркском аукционе вполне можно было бы выручить пару сотен долларов. Карлтоны, Хиксы и Барлоу были бедными, но глубоко верующими людьми, свято почитали Воскресенье и трепетали пред библейскими заветами.

«Вот что я вам скажу, – говорит Юстас. – Вы знаете, что у меня есть кое-какие претензии к христианству. Но когда я навещаю своих аппалачских соседей и те говорят: „Не помолишься с нами, брат Юстас?“, я падаю на колени и молюсь. Падаю прямо на кухне, на истертый линолеум, беру их натруженные руки в свои и молюсь от чистого сердца – потому что более искренне верующих людей я не встречал».

Это были идеальные соседи. И идеальная земля. Юстас был готов к воплощению своей утопической идеи. Но не хотел действовать в одиночку.

Хотя на первый взгляд Юстас являл собой романтический американский архетип «одинокого мужчины – покорителя дикой природы», ему по-прежнему отчаянно хотелось разделить свою мечту с женщиной. И проектируя идеальный утопический дом, он одновременно придумывал себе идеальную утопическую жену – в столь же точных и фантастических подробностях. Он совершенно определенно знал, какой она будет, как будет выглядеть и что привнесет в его жизнь.

Она должна быть красивой, умной, выносливой, любящей, способной, верной; быть нежным его дополнением, приносящим больше человечности в блестяще продуманный им план жизни и поддерживающим его идеи. В его мечтах она нередко представала юной и прекрасной индианкой, смиренной, влюбленной, безмятежной. Евой, которая поможет Юстасу построить Эдем. Это была та самая девушка мечты, о какой грезил Генри Дэвид Торо, уединившись в Уолден-Понд: невинное дитя природы, совершенная женщина, созданная по образу и подобию греческой полубогини «Гебы, дочери Геры и дикорастущего латука, наделенной способностью возвращать богам и людям жизненную силу юности… пожалуй, единственная девушка на Земле, обладавшая выносливостью, здоровьем и крепкой физической силой, – куда бы она ни ступила, на этом месте рождался источник».